|
«Уазик», переваливаясь на колдобинах, въезжает во двор какого-то учреждения. Я успеваю краем глаза зацепить вывеску с двуглавым орлом и прочитать несколько слов: «МВД РФ Отдел внутренних дел № 22». Ага, это, видимо, и есть пресловутое «двадцать второе», где нас ждут «пассажиры». Останавливаемся у крыльца. Несколько человек — гражданских и в форме — курят возле урны. Водитель открывает заднюю дверцу и начинает перекладывать колеса, разражаясь бранью через каждые десять секунд. - Пристегнуть его, та-рищ старш-йтенант? — лениво растягивая слова, интересуется один из пэпээсников, имея в виду меня. - Да куда он денется с подводной лодки? — вопросом на вопрос отвечает старлей, открывает дверцу и кричит кому-то: — Акопов! Ну, че вы там возитесь?! Давайте быстрее. Наконец выводят «пассажиров». Один — постарше, типичный уголовник, все руки синие от наколок. Второй — молодой парень с толстой шеей, украшенной золотой цепью в палец толщиной. Таких обычно называют «быками». Оба «пассажира» закованы в наручники. Кое-как, с большим трудом, они втискиваются в «курятник», на чем свет стоит ругая ментов. «Уазик» трогается с места, ругань продолжается. Причем если здоровяк просто монотонно бубнит на одной ноте немногочисленные, но всем известные слова, то его опытный попутчик куда более изобретателен. Я несколько раз невольно улыбаюсь — как разнообразен и могуч, оказывается, русский язык! - …И чтоб вас дети так в дом престарелых каждый день возили! — вцепившись скрюченными пальцами, унизанными татуированными перстнями, в решетку, заканчивает длиннющую тираду опытный. - Хавальник завали, Дорохов — спокойно советует старлей. — Будешь выступать — пешком побежишь! - Да ланна, начальник! Ты ж меня знаешь, я и прогуляюсь, если че. - Ага, пристегнутый к заднему бамперу, — включается в разговор водитель. Мы выезжаем на какую-то большую улицу. Москву я знаю плохо и совершенно не ориентируюсь, где едет «Уазик» и куда он следует. - Блин! — с чувством произносит водитель и добавляет несколько крепких словечек. — Приехали! Впереди — затор. Множество машин, сверкая красными огнями, сгрудились на улице. - А дворами? — спрашивает старлей. - Голяк. Будем куковать. Пробка плотная. «Уазик» замирает. Время идет. Мы стоим. Слышу, как Дорохов и «бычара» вполголоса ведут разговор. Судя по всему, они давно знакомы, но содержались в разных камерах и теперь им есть что рассказать друг другу. Вначале речь идет о неизвестных мне Роме-Золотом и коптевских, которые «оборзели в конец». Потом, понизив голос до шепота, старый уголовник говорит: - Слыхал, Галимого взяли? - Ну, — утвердительно отвечает «бычара». - С ним барыгу из крутых и казанских пацанов. - Ну. - Мне бродяга один ночью через ментов маляву подогнал. Галимого киллер сдал. Из лохов, но боевик. Погоняло — Артамон, фамилия — Новиков… Меня бросает в дрожь. Вот, значит, как! Это уже интересно… - Галимый в Лефортово чалится, его комитетчики ковыряют. Доказухи нарыли — КамАЗ с прицепом. Этап ему корячиться, без базара. - Передел будет? — спрашивает «бычара». - Поглядим. Хазар, ну, знаешь, у Галимого в основе ходил? Он пацанов собрал и объявил: иуду найти и покарать. Замочить на месте, понял? По всем СИЗО и крыткам малявы пошли. Он, Артамон этот, у ментов в розыске. - Почему? - Я ж говорю — боевик, с войны слился, типа того. Галимого подставил, а сам трех пацанов в Казани мочканул, из-за бабы. «Бычара» сопит, потом выдает результат мыслительного процесса: - Короче, ящик ему корячится полюбасу. |
