Владислав Бахревский. Солдат Орешек
Солдат Орешек и Пропади Пропадом
Идёт солдат Орешек, пылит сапогами. Песню запоёт — хорошо, молчит — тоже хорошо. По-всякому хорошо, когда домой с дальней стороны ворочаешься. Да и чего кручиниться: одет по форме, воинскому делу обучен и к любому фортелю готов. Оно хоть и весело солдату, но глазами всё видит, ушами всё слышит. Вот и смекнул — птицы не поют! Солнышко, день тёплый, а не поют. К чему бы это? Туг и дорога запетляла, заметалась, ткнулась в мосток, а за мостком — сорок сороков нехоженых тропинок. Сел солдат Орешек на брёвнышко, снял сапоги, портянки размотал, ноги — в воду, остужает от горячей ходьбы. И слышит — кап, кап! Заглянул под мосток, а там Малашка-замарашка на горючем камне сидит, слёзы в воду роняет. Солдат Орешек портянки намотал, сапоги надел, сошёл с мостка на землю, а уж тогда и поздоровался: — Здравствуй, девушка! — Здравствуй, дяденька! — говорит. — Чего тут сидишь во тьме? На солнышко пошли! — Ой, дяденька! Спасибо, что пожалел! — говорит. — Только ты беги без оглядки отсюда, за мной Пропади Пропадом вот-вот пожалует. — Что за чудо-юдо? Не знаю такого! — удивился солдат. — За какую, однако, провинность он тебя к себе забирает? — Моя вина невелика, — плачет девица. — Пекла я блины да и опрокинь тесто, а батюшка мой в сердцах заругался: «Пропади ты пропадом под Калинов мост!» Тут и набилась в избу всякая нечисть. Настращала батюшку. Тому делать нечего, никто его за язык не тянул. Вот и привёл он меня сюда, под Калинов мост. — Ну ладно, — говорит солдат, — с тобой посижу, погляжу на Пропади Пропадом, велика ли страсть. Только сказал, брёвна на мосту заходили, колёса да копыта по брёвнам застучали. — Лёгок на помине! — Выхватил Орешек саблю да и побежал вон из-под моста, чтоб манёвр в бою был, коли бой приключится. Глядит — карета. Да такая чёрная, словно её в дёгте вымазали. Вместо коренного — козёл, а по бокам — прежний царь с царицею, с того света. Вышел из кареты пан. Усы на сажень, кафтан атласный, в шапке — красное перо и глазёнки, как горящие угли. А так — обыкновенный пан. Разве что сапожки из козлиной кожи да вместо каблуков — копыта. — Ты чего тут, солдат, делаешь? — спрашивает Пропади Пропадом. — Тебя дожидаюсь. — Так я не за тобой, за девицей. — А мне её жалко. — Уж не биться ли за такую замараху вздумал? — А почему не биться, буду биться. Какая бы ни была, а душа человеческая. Дело у меня такое, солдатское, за слабого стоять. — Знаю, Орешек! Солдат ты добрый. Из ружья палишь, саблей рубишь. Только со мною долго не навоюешь. Ни пуля, ни сабля меня не берут. — Да уж, наверное, так и есть, — согласился Орешек. — Однако ж без боя человеческую душу тебе не отдам. Выскочил солдат на мост, саблю из ножен выхватил… Захохотал Пропади Пропадом, закатился. И что за диво: и за мостом он, у самой воды. И возле леса тот же самый пан красноглазый. И на лугу! И там, и здесь, и где его только нет, впереди и позади. Орешек прищурил один глаз, прищурил другой, начертил вокруг себя саблей круг, ружьё с плеча снял да и бах-бах, чтоб нечистой силе неповадно было солдату голову морочить. И ни пана, ни кареты с козлом да с бывшими царями. Гремит, катит на солдата бочка. Чем ближе, тем больше. Выше леса. Орешек перед той бочкой меньше муравья. |
