Андрей ошарашенно покивал. Врач продолжил:

– Простуда это не болезнь. Сама пройдёт. Отдохни пару дней, полежи, в кают-гостиную сходи, составь компанию штурманам. А то ты как бирюк… тебе нужна компания и виски. Самый древний рецепт. Лекарство. И не смотри на меня так. Виски не повредит, мало ли что ты там подцепил… в скалах.

А врач шельма ещё та. Знает, чем его уесть. В скалах он, видите ли, что-то подцепил. Ещё в карантин уложит… Капитан торопливо шёл по коридору, боясь, что Кендал передумает и поменяет «лекарство».

Джеймс хохотал, вспоминая, как ершился кэп и как он его обротал. Укротил. Укоротил. Теперь «укороченный» будет думать и гадать, что он там схватил в скалах, какой чужеземный микроб… разъедающий, разрушающий, с аппетитом перерабатывающий весь этот ливер, который Джеймс «научно» назвал симбиотическими составляющими. Ох-ха-хааа… Надо Петюне рассказать, вместе посмеёмся.

Якутская традиция

– Мы Новый год в Терсколе встречали. Там наша база была, Общеземной обороны. Отмечали, как водится, до отключки. С ледника на ватрушках скатывались. Километр чистого льда, склон пологий, а разгоняет по нему так, что не слышишь собственного крика. Из ракетниц стреляли, пока ракеты не кончились. Лавину спустили по соседнему склону. Когда водка кончилась, на Эльбрус сходили. А тут и праздничек, у Полякина днюха. Это дружок мой, Коля Полякин. Мы с ним вместе магму и кислоту прошли. Он меня на Вендаке от смерти спас, я его на Зорфале вытащил из… Вытащил, короче. Днюху Колину отмечали со вздрогом, аж горы качались!

Андрей не решился войти: пусть доскажет, раз уж рот открыл… впервые за полгода. История стоила того, чтобы её послушать. Зорфал и Вендака планеты класса «Х», то есть смертельно опасные для человечества. Иксовые, или х**вые, как их прозвали русские космолётчики. Бэрген не вдавался в детали, но штурманы имели представление о планетах класса «Х», и Андрей имел. Стоял у двери и слушал… О том, как тренируются на базе Общеземной обороны, стоило послушать.

– У якутов традиция: другу отдай самое лучшее. А у меня ракетница была, и патроны к ней, комплект, сорок штук. Я молчал как нерпа, иначе выклянчат и расстреляют все, ни одной не оставят… Весь день мы пили, за именинника и за мужскую дружбу. А вечером я им салют устроил, в честь именинника. Тридцать лет, тридцать выстрелов… Аж башка опухла от грохота. И я нечаянно выстрелил красную. (прим.: красная ракета – сигнал бедствия)

Утром встал, слышу – разговаривают. А это ребята-спасатели к нам припёрлись. Рукастые, крепкие. Бить будут, понял я. С последнего курса исключат, понял я. И выбросил оставшиеся ракеты в отхожее место. Я в Астрофизической академии учился, заочно. А вы небось подумали, якут только нерпу добывать умеет, умку в глаз бьёт? (прим.: умка – белый медведь) – Толстые губы Бэргена раздвинулись в широкой улыбке. – Вроде обошлось, поспрошали нас, поругали и обратно утопали. Днюха у майора, понимать надо.

Потом переход у нас был, с полной выкладкой. Пришли в Сухум, а там говорят, на нас всех пишут бумагу, потому что никто не сознался. Спасатели в Терсколе ребят поспрашивали, наши все как один: не видели, не слышали, не знаем, никто ничего. И эти падлы сообщили в Сухум. Там за нас и взялись…

И говорят: раз никто не признался, бумагу будем составлять на всю группу. А Кольке подполковника должны дать, и ещё троим… Ни фига не дадут теперь, вместо звёзд на погоны ребята звездюлей получат, и всё из-за меня.