– Ради бога, вот только этого ремесленничества мне не хватало, – раздраженно пробормотала она. – Не надо никого мне присылать. Постараюсь уложиться. Но ничего не обещаю.

– И на том спасибо, – подвел итог Джек.

– Вы, Хадсоны, умеете загнать человека в жесточайшие рамки, – прокомментировала Сэс.

– Я бы мог загладить вину тем, что пригласил бы тебя поужинать вместе… как-нибудь, – сказал он и спешно удалился, оставив ее на пороге собственного дома в растерянном недоумении.

Когда Джек совершенно скрылся из виду, Сэс не придумала ничего лучше, кроме как вернуться в дом.

– Кто этот дядя, мамочка? – строго спросил ее Тео, наблюдавший встречу через кружево занавесок на окне.

– Да так… один надоедливый господин, – утомленно ответила она.

– Простите, я не могла оторвать его от окна, – объяснила няня.

– Ничего страшного не произошло, Мария.

– А ты его знаешь? – допытывался сын.

– Не очень близко, дорогой, – ответила она.

– А он еще придет? – выяснял Тео.

– Надеюсь, что нет, – совершенно искренне ответила ему мать.

– И я тоже, – покивал мальчуган.

– Почему так? – удивилась мать.

– Он расстроил тебя. Я его не люблю, – ревниво объяснил малыш.

Джек вошел в гостиную особняка Хадсонов, которая в будни и выходные служила то залом заседаний, то артистическим салоном, а теперь против обыкновения пустовала.

– И где же люди? – с удивлением развел он руками.

– То есть? – парировала удивление Лилиан Кольбер.

– Я думал, ты пригласила Сэс на семейный ужин.

– Пригласила, – кивнула бабушка.

– Ну и где же все? – с ударением на каждом слове повторил свой вопрос внук.

Бабушка любила демонстрировать свою власть и делала это при каждом удобном случае. Вот и теперь она не торопилась с ответом, считая негожим королеве отчитываться перед подданным.

По мере продолжения паузы нервозность Джека возрастала. Так обычно случалось в детстве, когда его, шкодливого мальчишку, после каждой оплошности она буквально прогоняла через жернова разительно переменившегося отношения и подчеркнутой отчужденности, так что он вынужден был сам идти к бабушке с повинной, сознаваться во всех проступках и молить о прощении, лишь бы прекратить эту изощренную пытку молчаливым укором.

С незначительными изменениями эта практика сохранилась и до последнего времени. Так что Джек не на шутку струхнул, увидав горделиво приподнятую левую бровь своей бабушки и в который уже раз натолкнувшись на несокрушимую стену молчания.

На этот раз она еще и выразительно вздернула подбородок, а Джек принялся лихорадочно соображать, какие конкретно претензии назрели у нее на его счет. Таковых могло оказаться немало. Безукоризненным поведением он никогда не отличался.

Но Джек набрался смелости и посмотрел на бабушку вопросительно.

– Я еще обдумываю кое-что, – неопределенно проговорила она.

– По поводу? – попытался уточнить внук.

– Все мы Хадсоны и все работаем вместе, – произнесла она и взглянула на Джека: – Или ты со мной не согласен?

– Согласен полностью, – отозвался молодой человек.

– Я всегда считала, что если мы – одна семья, то обсуждать вопросы соблюдения этического кодекса незачем. Что скажешь, мой милый мальчик?

– Я… не совсем тебя понимаю, бабушка, – сбивчиво пробормотал он.

– Не понимаешь? Странно… Я тут на днях подсчитала, что уже более трех лет не видела Шерил Кэссиди в стенах этого особняка.