- Так наш дедуня донес… пострел, который везде поспел.

- Только что узнал! Понимаешь? Это романтическая история старика, у которого скоропостижно скончались иллюзии.

- Старика? — переспросил Евгений Алексеевич.

- Не старика, конечно, но ей-то всего двадцать. Всё, а особенно возраст, познается в сравнении. Ему вообразилось, что он сумел вызвать в девочке любовь — отсюда и внезапное помрачение ума, бешенство, которое реализовалось в убийстве.

- Тогда, в плане психологии, он не должен был знать и то, что она невеста Павла. Раз лелеял иллюзии.

- Верно. Из этой версии выпадает Игорь — ровесник без иллюзий, — а также Ипполит Матвеевич, растрепавший за столом столь опасный секрет.

- Таким образом, — подхватил дядя с азартом, остаются два старика: Ангелевич и я.

- Тебя я видел с галерейки.

- Все время? — в адвокате взыграл детектив. — Ни на что отвлекаясь?

- Вроде бы нет.

- Ты разговаривал с Ольгой, потерявшей гребень.

- Ну вот! Ты же слышал.

- Да может, я потом от нее узнал.

- А полковник в прихожей?

- Покрывает зятя.

- Все я проанализировал, всех перебрал, и тебя в том числе, по косточкам: ты не мог бы этого сделать.

- Извини, я человек, и ничто человеческое.

Петр перебил:

- То самое человеческое, которое тебе не чуждо, помешало бы: по своей экзистенциальной установке ты прежде всего не самец, а отец.

- Если б ты знал, Петруша, как ты прав.

- Я знаю. Ты не смог бы, под любым шантажом, покинуть сына в припадке падучей, рискуя его жизнью и смертью.

Евгений Алексеевич кивнул.

- Однажды он прокусил язык и чуть не захлебнулся кровью, Ольга была с ним одна, и это был такой ужас. Я, наверное, всю литературу прочел, но так и не нашел ключа к «священной болезни» мистиков и пророков, не менее таинственной, чем гемофилия, поразившая наследника российского престола — и наше столетие окрасилось кровушкой — вот символика, философ, вот жуть!

Племянник знал-перезнал о пристрастии адвоката — по роду профессии, по психическому складу — к звонкой риторике. Но сейчас он был захвачен тайной и силился вспомнить какой-то глубинный момент, промелькнувший в дядином «откровении», действительно какую-то жуть. и выговорил:

- Наследник императора Павла был вынужден каждое утро проходить через комнату-музей, где вдова выставила окровавленные одежды его убитого отца.

- Правда? — воскликнул дядя. — Мать такое для сына сделала?

- Сделала, — подтвердил Петр Романович, чувствуя, что «момент» миновал, не проявив сути, не напомнив, в этой связи, о чем-то очень важном. А дядя продолжал на мистической, так сказать, ноте:

- Достоевский — мой основной источник — ощущал перед припадком неземное просветление.

- Может быть, демоническое, — бросил Петр Романович задумчиво. — Его сын Алексей умер от наследственной эпилепсии.

- У нас в роду не было! Мы с покойным Романом вспоминали, вычисляли.

- Значит, со стороны Ольги.

- Стоит ли впутывать генетику? Я ознакомился с самыми различными доктринами и пришел к выводу: бесовство, как и благодать, может поразить неожиданно, незаслуженно, даже ребенка. — Дядя искоса, вверх взглянул на распятие. — Он будто бы исцелял.

Племянник спросил:

- А кто исцелил Ипполита?

- Еще одна тайна. Однако — бес вышел, надеюсь, навсегда. — Адвокат закрыл тему. — Возвращаясь к нашим баранам, замечу, что Валерий Витальевич на роль твоего «Старика» тоже не годится: он любил свою жену и — прими к сведению — продолжает ее любить.

- Дядюшка, у тебя слишком старомодный взгляд на вещи.