— Что я ничего не прошу. Просто играю. По их мнению, слепой может брать в руки флейту только для того, чтобы клянчить милостыню. А тем более играть на улице.
«Их» рыжая выговаривала с какой-то особой интонацией. Печально и досадливо одновременно.
— А зачем вы тогда?..
— А обязательно нужно делать зачем-то? Просто. Просто играю, — она уложила инструмент в футляр бережно, точно ребёнка в колыбель. — Просто хочется не дома, а под небом. И чувствовать ветер на лице. И вдыхать свежесть. А дождь на губах — вы замечали, что он сладкий?
— Замечал…
Стукнула крышка, щёлкнули застёжки. Рыжая встала, перекинула футляр через плечо и взяла в руки трость. Вновь обернулась к Анджею.
— А знаете, — задумчиво сказала она, — я вас совсем не боюсь.
— А вы должны меня бояться?
— Бабушка говорила, что незнакомцев надо бояться. Впрочем, думаю, это говорилось не только мне и не только моей бабушкой. Просто она считает, что меня особенно легко обидеть.
— Правильно считает.
— И сейчас вы думаете — конечно, потому что она слепая. А бабушка говорит — даже не в этом дело, а потому что я не такая, как все. Хотя глупое это выражение — не такой, как все… Ведь двух одинаковых людей на этом свете не сыщешь. Так что человек изначально не можем быть таким, как все, верно?
Невидящие зрачки смотрели в глаза Анджея. Тому чудилось, что смотрели — не спеша, пристально и мягко, ничего не упуская, будто зная заранее, что увидят…
— Меня зовут Полина.
— А меня — Анджей.
— Красивое имя.
— Польский аналог «Андрея».
— Анджей… — она распробовала звуки на вкус. Кивнула. — Куда вы идёте, Анджей?
— Домой. На улицу Свободы.
— А я туда же. Дом какой?
Анджей назвал дом.
— Марьгригорьевну Апраксину знаете?
— Марию Григорьевну? Они с моей матерью большими подругами были. В соседнем подъезде живёт…
— Я её внучка, — она широко улыбалась. — Неожиданно, правда? Можно, я пойду с вами?
— Неожиданно, — повторил он. — Ну что ж, пойдёмте. А сколько вам лет, Полина?
— Семнадцать. Тридцать первого восемнадцать будет. Бабушка говорит, что ей прямо-таки неприлично иметь такую взрослую внучку, — она рассмеялась. — Шутит, конечно. Она меня очень любит. Просто все говорят, что она очень молодо выглядит, моя бабушка… Это правда?
— Правда.
Она шла по заплаканной дорожке неслышно, точно не касаясь земли подошвами светлых кед. Слышен был только тихий стук трости, легонько щупавшей асфальт. Справа налево и обратно, как стрелка метронома, отсчитывая шаги и секунды.
Анджею чудилось, будто в воздухе веет едва уловимый аромат сирени — но нет, не может быть, на дворе ведь почти осень…
— Почему я раньше вас не видел?
— Я не здесь живу. У нас на Садовом квартира. И музыкальная школа всего через один дом, там же училище. А к бабушке я приезжаю всего раз в год, зато на месяц. Пока родители и сестра отдыхают… Я бы хотела, конечно, чаще с бабушкой видеться, но она не хочет к нам приезжать. И мама не хочет, чтобы она приезжала. Обычная история — бабушка считает, что заслужила лучшей невестки, а мама — что лучшей свекрови… Обычно, но всё равно грустно. Да?
Анджей неопределённо пожал плечами.
— Вам помочь…
— Да я сама перейду. О, как раз зелёный наш. |