С отъездом тети Зины за границу, куда та, наконец, отправилась по настоянию племянницы, Лика тесно подружилась с Анной Бобруковой. Присутствие Анны стало ей теперь решительно необходимым. Эта простая, здоровая по существу и несчастная в силу обстоятельств девушка решительно влекла к себе Лику. Энергичная и смелая, она умела побороть свое горе и нести его с гордо поднятой головой. В Анне было много несимпатичного, но ее молчаливая скорбь смиряла с нею Лику, которая почти не замечала ее недостатков. К тому же в последние месяцы постоянных отношений с Горной Анна много усовершенствовалась. Она смягчилась душой, бросила свой умышленно ею принятый циничный тон, стала больше заниматься чтением и старательно занялась своей подготовкой на медицинские курсы.

Ее присутствия Лика, сама того не замечая, жаждала в силу и другой причины. «Он», странный, вредный и безжалостный человек, был когда-то близок Анне и, целуя Анну, Лика хотела ощутить на себе поцелуи, оставленный на этом красивом, но несколько грубоватом лице князем Всеволодом. Она не ощущала ни малейшей ревности к Бобруковой; напротив, с каждым появлением последней появлялся невидимый призрак Гарина и Лика жила острым ощущением своих воспоминаний о нем.

Ветер по-прежнему завывал в трубах. Молодая Строганова машинально следила за печатными строчками газет. Где-то стукнула входная дверь.

— Это Сила! — произнесла Лика и вся как-то инстинктивно подобралась в своем кресле.

Вместе со струей свежего, морозного воздуха, вся запушенная снегом, вбежала Анна.

— Наши бастуют! — как отрезала, крикнула она своим звучным голосом. — С завтрашнего дня решили. Сила Романович пошел уговаривать в артельную. Сходка там… по примеру городских… «Пока, — говорят, — не добьемся отмены смертной казни, никто пальцем не двинет». Вся фабрика стала. Красовские так прямо и говорят: «За тысячи верстов столице нашему брату пулеметами грозят, а мы со спокойной душой стой у станка… Дудки!» Хозяин при мне прошел. Встретили на «ура», качали… А все же, говорят: «Сила Романович, не погневись, забастуем. Жаль нам тебя сердешно, а не можем от товарищей отставать»… Им Кирюк, как в город за бандеролями ездил, целую пачку прокламаций привез. Вот они и взбунтетенились так, что небу жарко.

— Ты прямо сюда со сходки?

— Да, Кирюк говорил. Ловко это он шельма приноровился… Так и сыплет, так и сыплет…

— А ты молчала, Анна?

— Молчала. Язык чесался, не скрою. Да, ведь, гадко это! Ты да Сила Романович из кожи за нас лезете, а я черной благодарностью отплачу? Дудки, не таковская! — задорно тряхнув головой, заключила Анна. — Свежие известия? — после минутной паузы спросила она, указывая глазами на газеты, разложенные на коленах Лики.

— Все по-старому в городе. Забастовки и угрозы. Угрозы и забастовки. Не сегодня, завтра губернатор пойдет на компромисс. Он, ведь, мягкий… хороший… Кстати, получила разрешение на наш концерт в городской управе. Да теперь все это ни к чему, — печально покачала головою Лика.

— Как ни к чему? Не будет вечера в пользу безработных? — так и всколыхнулась Анна.

— Уехать нельзя отсюда нам с Силой в такое время, когда фабрика бастует… Нагонят сюда казаков без нас, кто за вас всех тогда постоит?

— Да хозяину и не надо ехать. Хозяин пусть остается. Неужели же ты одна не сумеешь устроить вечер и пропеть свои неаполитанские песенки? Да, ведь, не барышня же ты кисейная, Лидия Валентиновна. Чай, не раз умела справиться сама!

— Правда, милая, — согласилась та, — поедем-ка мы с тобою одни в город. Не могу я бросить тех несчастных оттого только, что собственное стадо ближе пастуху.