Стану слушать те детские грезы,

         Для которых – всё блеск впереди;

         Каждый раз благодатные слезы

         У меня закипают в груди.

         До зари осторожной рукою

         Вновь платок твой узлом завяжу,

         И вдоль стен, озаренных луною,

         Я тебя до ворот провожу.

«Молчали листья, звезды рдели…»

         Молчали листья, звезды рдели

         И в этот час

         С тобой на звезды мы глядели,

         Они – на нас.

         Когда всё небо так глядится

         В живую грудь,

         Как в этой груди затаится

         Хоть что-нибудь?

         Всё, что хранит и будит силу

         Во всем живом,

         Всё, что уносится в могилу

         От всех тайком,

          Что чище звезд, пугливей ночи,

         Страшнее тьмы,

         Тогда, взглянув друг другу в очи,

         Сказали мы.

Георгины

         Вчера – уж солнце рдело низко —

         Средь георгин я шел твоих,

         И как живая одалиска

         Стояла каждая из них.

         Как много пылких или томных,

         С наклоном бархатных ресниц,

         Веселых, грустных и нескромных

         Отвсюду улыбалось лиц!

         Казалось, нет конца их грезам

         На мягком лоне тишины, —

         А нынче утренним морозом

         Они стоят опалены.

         Но прежним тайным обаяньем

         От них повеяло опять,

         И над безмолвным увяданьем

         Мне как-то совестно роптать.

«Если ты любишь, как я, бесконечно…»

         Если ты любишь, как я, бесконечно,

         Если живешь ты любовью и дышишь, —

         Руку на грудь положи мне беспечно:

         Сердца биенья под нею услышишь.