Изменить размер шрифта - +
И самый любопытный факт — он всегда носил с собой маленькую аспидную доску и кусок мела.
   По дороге домой оба молчали. Устав от необходимости изображать светского человека на бесконечных вечерних раутах, Мун не произнес ни слова, однако когда кеб почти добрался до пункта назначения, Сомнамбулист запустил руки в сумку и извлек на свет доску с мелом. Неровным детским почерком великан вывел:
   
    
    ЧЕГО ОН ХОТЕЛ
    
   
   Мун рассказал.
   Огромной подушечкой большого пальца Сомнамбулист стер написанное и задал новый вопрос:
   
    
    А ТЫ ЧТО СКАЗАЛ
    
   
   Выслушав ответ, он убрал доску и до утра больше ничего не писал.
   Эдвард Мун посвятил себя карьере иллюзиониста. Он владел небольшим театриком на Альбион-сквер, прямо на границе Ист-Энда, где каждый вечер, кроме субботы, давал магическое представление при молчаливой, неутомимой помощи Сомнамбулиста. Естественно, оба представляли собой куда более значительные персонажи, нежели обычные цирковые фокусники, но об этом я расскажу в свое время.
   В начале восьмидесятых их представления имели феноменальный успех. Будучи на пике собственной популярности, Мун считал неудачными вечера, когда трибуны не бывали забиты до отказа и часть публики не уходила прочь ввиду невозможности втиснуться хоть куда-нибудь. В то время город не видел ничего подобного Театру чудес. Уникальное зрелище: магия, мелодрама, экзотика и настоящий, захватывающий спектакль — все вмещалось в одно вечернее представление. Как бы то ни было, чаще всего публика шла сюда единственно ради чуда, собственно и державшего на себе все представление,— ради огромной молчаливой загадки по имени Сомнамбул ист.
   Самому театру исполнилось немногим более пятидесяти. Внешне скромное здание напоминало часовню колледжа средней руки. Половину фронтона занимала броская афиша с буквами высотой едва ли не в полметра:
   
    ТЕАТР ЧУДЕС
    В ГЛАВНЫХ РОЛЯХ МИСТЕР ЭДВАРД МУН
    И СОМНАМБУЛИСТ
    ПОТРЯСАЮЩЕ! ОШЕЛОМЛЯЮЩЕ! БЛЕСТЯЩЕ!
   
   К моменту нашего повествования театр успел растерять по-настоящему фешенебельный вид, публики стало меньше, и восторг во время представления утратил былую силу.
   Вечер после разговора Муна со Стоддартом ничем не отличался от множества таких же вечеров: небольшая толпа зрителей, равнодушная очередь у входа,— ничего похожего на дни славы, когда ко времени вечернего чая, за добрых три часа до начала представления, к кассе от дверей «Удавленника», ближайшего к театру паба, вытягивался длиннющий хвост.
   Внутри здание выглядело не менее мрачно и запущенно. Вездесущие запахи опилок, сала и затхлого светильного газа усиливали впечатление. Я и сам в тот вечер тайком от нашего героя купил билет в его театр. Мое место располагалось в переднем ряду. Четвертое или пятое мое посещение подобного рода.
   Пока зрители лениво рассаживались по местам, сводный оркестр играл в оркестровой яме, героически сражаясь с попурри из модных мелодий и почти физически страдая от их грубости и банальности. В былые времена сюда набивалась публика из всех слоев общества. От местных рабочих семей до лиц свободных профессий, от священников до нищих, от врачей до торговцев мануфактурой, а однажды произошел и вовсе памятный случай — театр посетил отпрыск одной из младших ветвей королевской фамилии. Так продолжалось до тех пор, пока внезапно и без видимых причин заказы на билеты для представителей высшего общества поступать перестали, и остались одни местные жители, заходившие сюда из скуки, любопытства или же просто чтобы укрыться от дождя, а также те, кого можно назвать завсегдатаями.
Быстрый переход