При помощи простейших инструментов, которыми я запасся заранее, я медленно опустил его на дно колодца и втащил в камеру. К тому времени, когда он очнулся, руки-ноги его были связаны, и он выглядел донельзя растерянным. Я сказал, что искренне сожалею о произошедшем, и своим званием учителя поклялся: это лишь временное ограничение свободы, его жизни и здоровью ничто не угрожает, равно как и его семье. Я оставил ему теплые вещи, чтобы укрыться от холода, взял у него кровь – примерно триста миллилитров – и наконец отвязал трос и заблокировал вход. Когда я поднялся наверх, было уже темно.

Я стоял, глядя в ночное небо, и глубоко дышал: первый пункт плана выполнен.

Двести пятьдесят тысяч юаней выкупа – цена за двадцать пять лет моих страданий. То, что родители заявят в полицию, предугадать было нетрудно. Но полицейские не станут быстро разворачивать полномасштабную операцию, опасаясь за жизнь заложника. Я размышлял, как максимально растянуть страдания Лян Го и шаг за шагом внушить ему уверенность в том, что сына больше нет в живых.

Лян Го эти несколько дней наверняка показались вечностью, для меня же – пролетели словно один миг. Сделав все возможное и невозможное, полиция в конце концов обнаружит меня, и я обязан успеть, к тому моменту я должен быть трупом… Понимая, что жить осталось совсем чуть-чуть, я поставил в свое расписание максимальное количество лекций и занятий. Чтобы сэкономить как можно больше времени на преподавание, я стал ездить на работу и с работы на машине… В этот момент появился ты.

Ты, Чэнь Муян, из нерадивого студента вырос в сотрудника криминальной полиции, который всю душу и все силы бросает на алтарь справедливости. С огромным удовлетворением я наблюдал, как твои подозрения насчет меня крепнут с каждым днем.

Я не особо беспокоился: как бы подозрительно все ни выглядело, самое большее, что мне грозило, – привод в участок для содействия расследованию. Без доказательств запрещены задержания путем последовательных (явно или неявно) принудительных приводов сроком более двенадцати часов. Как минимум до восстановления отпечатка голоса инициатива была в моих руках – разве что полиция за один день неожиданно получит какие-то реальные улики. Если бы я смог рассчитать все еще более детально, возможно, потянул бы время и дождался цветения жакаранды в этом году…

Как бы то ни было, сегодня ты добрался до сути этого дела: выяснил правду о том, что произошло двадцать пять лет назад, и установил мой мотив. Больше медлить нельзя, жребий брошен, и я должен сделать последний ход.

Я решил отрезать левую кисть, потому что пишу правой; дождаться, когда на кисти затихнут все показатели жизнедеятельности, ампутировать пальцы и отправить их посылкой. Пальцы у всех людей одинаковы на вид, к тому же ни у меня, ни у Лян Юйчэня не было судимостей, в базе нет наших отпечатков пальцев. Если уж полиция захочет «перестраховаться», то максимум, что может сделать, – сравнить с ДНК Лян Го, но самая быстрая экспертиза потребует восемь часов. Главное, чтобы полицейские не обратили внимание на некоторые сомнительные моменты, но на всякий случай я расколошматил пальцы до неузнаваемости и, учитывая «окровавленную» одежду, был уверен, что Лян Юйчэня сразу же объявят «погибшим». Да и в конце концов, кому еще, кроме него, могут принадлежать ампутированные пальцы? Какой похититель отрежет самому себе пальцы ради того, чтобы напугать родителей жертвы?

Только тот, кто одной ногой стоит в могиле, как я…

В тот момент, когда я рубанул себе кисть, я перекрыл себе последний путь к отступлению: если бы в тот момент меня вызвали в полицию, оправдаться мне было бы нечем. И мне нужно было успеть умереть от рук Лян Го до того, как будет готов отчет об отпечатке голоса. Восемь часов, последние восемь часов… Я понимал, что времени в обрез, и все-таки пошел на этот риск: я хотел официально попрощаться со своими студентами.