|
Кукла была Марион-А — с ключом в спине. Не в силах пошевелиться, он смотрел, как она растет. — Я была перемоделирована по образу на фотографии, которую нашли в вашем кармане, — сказала она. — Предполагалось, что вам понравится сходство. — Уходи прочь! — Я нужна тебе, Джон. — Уходи прочь. — Ты не можешь жить без меня. — Уходи прочь, проклятый андроид! В ее глазах стояли слезы. — Извини, Джон, но я человек. — Что? — Он недоверчиво уставился на нее. — В самом деле, что? — повторил Дед Мороз с искренней улыбкой. — Что такое жизнь, мой друг? Это сказка, которую сочинил идиот, а рассказал гений, сказка, полная такого шума, такой ярости, что в ней практически все имеет значение. Маркхэм в упор посмотрел на него: — Гори все огнем, вы не Дед Мороз. — Правильно, огнем адским. Я — Мефистофель, старый создатель игрушек. Я люблю переодеваться то тут, то там. — Он небрежно махнул Марион-А. — Усохни и умри, дорогая. Добрый джентльмен не хочет тебя... Да он вовсе и не знает, чего хочет. — Бог мой! Я знаю, чего хочу, — уверенно сказал Маркхэм. — Дьявол! Не знаешь! — Проф. Хиггенс сбросил красный плащ, под ним оказались хвост и раздвоенные копыта. Черты лица мгновенно изменились, теперь это было лицо сатира. Он отбросил крошечную куклу, в которую превратилась Марион-А, с силой, налитой адским огнем. — Я предлагаю тебе жизнь, — сказал он с кротким милосердием. — А ты отказываешься. — Не будьте проклятым шарлатаном! Вы предложили мне пару механических кукол. Мефистофель засмеялся: — Предложил. Я предложил тебе жизнь и любовь, а разве существует лучший символ, чем пара заводных кукол? Кроме того, что еще ты можешь хотеть? — Я хочу правды. — Не будь надоедливым шутником, милый парень. Такого зверя нет. — Вы лжете. — А разве все мы не лжем? Я, по крайней мере, умный лгун. Тем не менее я повторяю — такой вещи, как правда, нет. Маркхэм презрительно рассмеялся. — Доверьте дьяволу догму, — сказал он. — Но у меня всегда остается интуиция, и она говорит мне, что существует вечная правда. Мефистофель насмешливо хрюкнул: — Покупатель всегда прав, почти. Но я боюсь, что тебе придется дать определение вечной правды. — Она крепкая, как город? — спросил Маркхэм. — Конечно! — Мефистофель взмахнул рукой — и картонный Лондон превратился в колоду карт. — Она прозрачная, как кристалл? — Неоспоримо! — Мефистофель выпустил огонь из ноздрей, и кристаллические стены почернели, а потом разбились на куски. — Она вечная, как звезды? — Абсолютно! — Мефистофель посмотрел на потолок из черного бархата, и твердые остроконечные звезды превратились в снежинки, которые медленно падали, тая на лету. — Какая бы ни была правда, я покупаю ее, — дико закричал Маркхэм, — и посмотрю на вас в аду. Мефистофель улыбнулся: — Дорогой мальчик, ты уже купил ее. Остается маленький вопрос с чеком на твою душу, что позволит назначить встречу в аду во время, которое еще никто не определил... Между прочим, сделка есть сделка, и ты получишь свою правду. Но тебе лучше постараться выиграть время. — А зачем мне нужно время? — Время, — сказал Мефистофель, растворяясь в собственном огненном дыхании, — чтобы понять. Потом наступило ничто — только темнота и тишина. Тишина, которая перекатывалась, как гром, и темнота, которая сотрясалась и разламывалась и наконец взорвалась, превратившись в свет. Маркхэм открыл глаза и увидел, что Марион-А склонилась над ним. — Пора вставать, — сказала она. |
