|
— Да, я это делала, — ответила она. — И буду делать. Завтра, через неделю, через месяц, всегда кто-нибудь да будет еще. Ты не можешь этого понять, да? Это шокирует. Но ты меня тоже шокируешь, дорогой враг. Ты и твои примитивные понятия, и клаустрофобическое понимание любви. Твоя мораль это мораль — века страха, когда люди всегда боялись что-нибудь потерять. — Она засмеялась. — Разве древние рыцари не надевали на своих жен пояса верности? Я думаю, ты по характеру такой вот рыцарь. Он ненадолго задумался. — Возможно, в это столетие, — медленно сказал Маркхэм, — терять нечего. Вивиан посмотрела на часы-кольцо. Неожиданно она забеспокоилась. — Всегда есть что терять, — резко ответила она. — Что? — Время и счастье... Почему бы не полететь назад в Лондон, пока все это не стало скучным? — Не дожидаясь ответа, она повернулась и пошла вдоль берега быстрым целенаправленным шагом. Когда он вернулся домой, в Найтсбридж, он нашел Марион-А слегка взволнованной. Она успокоилась, как только он заговорил с ней. Это было совсем неразумно, но он почувствовал перед ней вину, почувствовал необходимость объясниться или как-то оправдаться. Начав говорить, он со страхом заметил, что его объяснения превратились в мелкую, неубедительную ложь, и еще больше испугался, когда понял, что никакие объяснения не нужны, что машине не интересны его извинения и поэтому он просто лжет сам себе. — Вы будете завтракать здесь, Джон, или хотите куда-нибудь пойти? — Ему было приятно, что она не забыла назвать его по имени. Он почувствовал, что это уже кое о чем говорит, и в то же время посмеялся над собой за излишнее воображение. — Да, я бы позавтракал дома, — сказал он. — Тихое, мирное место — это то, что мне нужно. Вы понимаете, что с тех пор, как я вышел из санатория, мне просто дух некогда перевести? Марион-А улыбнулась неподвижно: — Я бы порекомендовала немного замедлить темп жизни. Он усмехнулся: — Что вы знаете о жизни? — Только то, что было включено в мою программу, Джон. Я знаю, что люди не обладают неограниченной толерантностью для корреляции чувственной информации. Поэтому нежелательно подвергаться действию новых возбудителей слишком часто и продолжительное время. — Трезвое, клиническое утверждение, — заметил он. — А что случится, если я проглочу целую горсть нового возбудителя? — Он думал, что метафора собьет ее с толку, но, очевидно, программа Марион-А включала в себя и оценивание переносного смысла метафор. — Они плохо переварятся, и вы заболеете, — спокойно ответила она. Он подумал над ее ответом и решил, что в нем что-то есть. — Сегодня днем, — объявил он, — я буду спать. Вечером я бы хотел посмотреть Лондон. Мы даже можем совершить безрассудство и где-нибудь пообедать. — Вы хотите, чтобы я сопровождала вас, Джон? — Если вы этого хотите, но разве андроиды могут что-нибудь хотеть, Марион? Она опять улыбнулась: — Выполнение моих функций создает равновесие потенциалов, что можно сравнить с биологическим чувством удовольствия. — Теперь я знаю, что вы всего лишь машина, — сказал он грустно. Марион-А начала накрывать стол для ленча. — Мне присоединиться к вам за едой, сэр? Он в упор посмотрел на нее: — У меня теория, Марион. Вы говорите «Джон», когда что-то одобряете, и «сэр», когда не одобряете. Как вы считаете, хорошая мысль? Она тоже посмотрела на него: — Я не могу высказать твердого мнения, Джон. Я не запрограммирована на одобрение или неодобрение. Но я сознаю непостоянство обращения, особенно, потому, что вы просили меня называть вас «Джон» приватно. Возможно, поскольку просьба не согласуется с моей основной программой, это вызывает некоторую нестабильность. |
