– Бурундуковый кенгуру, – зачарованно прошептала Варвара. – В атласе Сусанина его нет… Кстати, судя по нему, под кустами не может быть болота. И возможны поляны.

– В атласе Сусанина много чего нет, – вздохнул Лерой. – И главное, там не сказано, как, почему и зачем развели на этой планете таких вот зайчиков…

– Браво, Лерой! – отозвалась Варвара, мгновенно забывшая свое ночное решение не ввязываться больше ни в какие споры. – Наконец‑то нашелся еще один человек, которого тревожит главное: КАК, ПОЧЕМУ и ЗАЧЕМ творятся чудеса на Степаниде?

– А вы что, беретесь отыскать причины того, что случилось вчера в Пресептории? – хрипло, словно с трудом проталкивая слова через сузившееся, ободранное болью горло, выкрикнул Параскив. – И в том, что стряслось в воротах? И ночью на "шпалах"?

Он наклонился прямо к ее лицу, но глядел не в глаза, а выше, туда, где сходились пушистые сердитые брови. Ну, да, чучельница, новичок на дальней планете – что с нее возьмешь? И вот такой, измученный, побелевший после бессонной ночи, он был еще краше… И холоднее. И ненужнее.

– Пока нет, – сказала она жестко.

– Пока?

– Да, пока. До тех пор, пока не найдется ответ на тот главный вопрос, который я ночью так и не успела вам задать: за кого принимает нас НЕЧТО, действующее на Земле Тамерлана Степанищева? Кто мы для него: животные? Роботы? Разумные существа? Явления природы?

Но и теперь ответить ей не успели: где‑то слева, за птичьей головой остроконечного пика, послышалось натужное гудение. Вертолета видно не было; опасаясь загадочных каверз со стороны моря, над которым с роковой неизбежностью рушилась самая совершенная техника, он держался в заданных пятистах метрах от берега и полз буквально на брюхе, прижимаясь к горам. Он терял в скорости, но зато прибыл невредимым.

– Так, – сказал Келликер, – дискуссия откладывается. Я, Светозар и все кибы разгружаем вертолет. Лерой, Теймураз и Норега производят рекогносцировку, то есть попросту осматриваются, желательно, отсюда, сверху, и с предельной осторожностью. С первым же кибом я пришлю генератор защитного поля, не знаю уж, насколько мощный нам прислали. Как только вернемся со всей поклажей – начинаем прочесывать берег. Все. Пошли.

Он наклонился с карниза вниз, скомандовал прилегшим у основания скалы кибам: "Брысь!" – и спрыгнул. Теперь Варваре был виден только белый султанчик его волос. Параскив последовал за ним, но прыгать поостерегся, повернулся задом и сполз на животе, не смущаясь производимым впечатлением.

– И перестаньте изобретать несуществующие факторы, следите лучше за морем! – донесся снизу голос Келликера. – Мало ли что оттуда… Кибы, за мной, Пегас, на месте!

Параскив тоже не смог удержаться от прощального слова.

– Вы понимаете, Варенька, – прозвучал его сладкозвучный тенор, – никакая система, созданная высокоразвитыми существами, не может просто так взять и утопить спящего человека. Вы меня понимаете? Человека. Спящего. Ни с того ни с сего…

– Пошли, пошли, – оборвал его командир.

Гул вертолета затих, зато через каждые двадцать секунд раздавалось пронзительное "ю‑у‑у‑уик!" – работал акустический маячок. Словно забивал крошечные остроконечные сваи, которые с пронзительным визгом входили в каменистую почву.

Варвара наклонилась над костерком, на котором так и не успел вскипеть одинокий котелок с чаем. Ушли ведь голодные, и неизвестно, удастся ли позавтракать. Разгрузят вертолет, кинутся прочесывать берег и кусты, хотя каждый понимает – предприятие это безнадежное…

Но в одном этот красавец, девичья погибель с вечно катаральным горлышком, безнадежно прав: не может существовать разумной программы, по которой вот так, между делом, уничтожался бы случайно пристроившийся на отдых индивид.