– Чуть ранее, этим же годом брат Марты, Бартоломью, скончался от лихорадки. Прошлым месяцем – ее мать, также от лихорадки. Теперь вот и сама Марта занемогла, у нее лихорадка, и я опасаюсь худшего.
– Джордж, – покачал головой Лунд, – лихорадка – дело обычное, это не…
В этот момент из комнаты Марты вышел врач, избавив тем самым Джорджа Вашингтона от банальности, какую собирался изречь его кузен. Бывший главнокомандующий Континентальной армии обернулся посмотреть на коренастого рыжего джентльмена.
– Что скажете, доктор?
Тот покачал головой и произнес:
– Не могу сказать, генерал: у вашей супруги жар. Ее сжигает лихорадка природы мне прежде неизвестной. Сказать по правде, я удивлен, что ваша супруга еще жива, поскольку тело ее горит едва ли не буквально. Сейчас рабы обкладывают ее смоченными в холодной воде полотенцами. Я уеду и вернусь через два дня, а вы же тем временем проследите, дабы рабы и впредь продолжали сбивать жар. Рекомендую также оставить окна открытыми на ночь.
– Благодарю, доктор.
Один из рабов отправился проводить доктора, а Вашингтон обернулся к кузену:
– Неестественный жар… горят и наши посевы.
Лунд улыбнулся.
– Узнаю это выражение на твоем лице. Ты что-то задумал.
Вашингтон зашипел сквозь зубные протезы:
– Откуда такая твердолобость, Лунд? Наши посадки этим летом страдают от чрезмерной жары и засухи. Бартоломью и матушка Дэнбридж погибли от лихорадки, которая поразила наконец и Марту. Уверен, стоит присмотреться, задуматься, и ты сам увидишь: эти события связаны.
– Что их объединяет? Кроме тебя? Жар.
– Именно. Есть один враг, которого, как я полагал, изгнали. Ведьма по имени Зерильда, наделенная в 1776 году, еще в Трентоне, демонической силой. Позднее она отправилась в Нью-Йорк, а после чуть не загубила наше дело. Уничтожила лагеря в Саратоге, Олбани, Кингстоне, Пикскилле и Сонной Лощине – пока ее не изловили и не сожгли на костре. Она возглавляла ковен, который может отомстить.
Снаружи внезапно потемнело, комната погрузилась в сумрак. Вашингтон кинулся к окну и выглянул на улицу: солнце на небе превратилось в тонкий золотой обод вокруг темного пятна.
Одновременно отовсюду раздался женский голос, хотя никого ни в комнате, ни возле дома не было. Даже в сумраке Вашингтон еще мог разглядеть обстановку в гостиной и гибнущий на поле урожай.
Это был холодный и мертвый, глубокий и отдающий эхом женский голос.
Твоя дражайшая супруга не протянет до конца недели, враг наш! Скоро все, что тебе дорого, сгинет!
Сгинет!
– А ну покажись, трусливая женщина! Покажись!
Завтра, в новолуние я отниму твою любовь, и ты познаешь невиданное доселе горе!
Голос умолк, а солнце снова появилось.
Вашингтон засуетился: велел рабам-мужчинам стеречь границы плантации, даже вооружил некоторых из них. Он понятия не имел, уязвимы ли слуги Зерильды для пуль и штыков, однако они имели обыкновение занимать человеческие тела, а те все же смертны.
Следующим днем примчался курьер. Лунд, встретив посланца у дверей, хотел было отправить его восвояси – ибо Джордж Вашингтон дал строгие указания не беспокоить его, – но тут сам отставной генерал вспомнил, что неделей ранее получил письмо из Франции. |