И вот, когда местные офицеры начали нетерпеливо гомонить, за окнами вдруг раздался свист, лязг и скрежет… присутствующие бросились к окнам и успели увидеть, как из дыры в пространстве, скрежеща сочленениями, выезжает основной боевой танк Т-80 и, развернувшись на месте, останавливается, нацелив орудие прямо в окна штаба. Подполковник Соколов, как всякий нормальный танковый командир, торчавший при этом по пояс из люка башенного люка, вылез наружу, протопал сапогами по броне и спрыгнул на землю.

– Ох ты ж, ептить!!! – во весь голос сказал один из флотских лейтенантов. – Это что же получается, господа… сухопутный броненосец?!

Повысив голос, я не без торжественности произнес:

– Это РУССКИЙ основной боевой танк большинства верхних, то есть будущих, миров, широко известный под наименованием Т-80. Лобовая защита эквивалентна семнадцати дюймам катаной крупповской брони, вооружение: пятидюймовая длинноствольная пушка со стабилизацией, позволяющая вести огонь на ходу, с боекомплектом в сорок два выстрела. Пулемет полудюймового калибра сверху башни, пригодный для подавления легких укреплений, и спаренный с пушкой пулемет под винтовочный патрон. Вес машины – две тысячи восемьсот пудов, мощность двигателя – тысяча двести пятьдесят лошадиных сил, максимальная скорость по пересеченной местности – пятьдесят верст в час… И таких вот, как говорят французы, éléphants de fer, помимо этого, в одном шаге от этого мира у меня имеется еще девяносто единиц, целый танковый полк.

Тут я сделал паузу, не без удовольствия наблюдая за реакцией присутствующих – восхищенных, ошеломленных, обрадованных, но в то же время боящихся поверить в увиденное и оттого напускающих на себя скепсис.

Затем я добавил:

– А сейчас позвольте вам представить командира этого полка – подполковника Седова Владислава Петровича. Прошу любить и жаловать, господа.

И в этот момент немая сцена: снимая с головы теплый зимний шлемофон, входит подполковник Седов. Он не спеша пересек помещение и встал рядом со мной. И лишь Кондратенко понимающе переглядывается с Рашевским и Белым, после чего удовлетворенно кивает. Уж они-то осведомлены, что у меня в резерве имеется этакий неприятный сюрприз для японцев. На лицах остальных – скепсис «образованных людей» сменился задумчивостью, а кое у кого даже энтузиазмом. Самые сообразительные явно пытались в уме «пересчитать» девяносто один танк Т-80 на условных солдат с трехлинейками и трехдюймовые пушки. Дурацкое занятие, ибо число это равно бесконечности.

– Итак, господа, – сказал я, когда все взгляды снова обратились в мою сторону, – после сегодняшней истерики японцев в ответ на появление в окрестностях Артура моей армии я пришел к выводу, что с этой дурацкой осадой надо кончать, и немедленно. Сейчас, когда правый фланг противника понес в этих дурацких атаках большие потери и оказался совершенно расстроен, пришло время нанести по нему удар панцирным кулаком и, смяв японские пехотные части, одним рывком выйти к Дальнему…

Когда я произносил эти слова, энергооболочка спроецировала на ближайшую стену карту Ляодунского полуострова с нанесенными на них данными о расположении своих и вражеских частей, а также планом предлагаемой мною операции.

– Удар необходимо нанести немедленно, пока враг не опомнился, – добавил я. – Начало – ровно в полночь, артподготовка начнется часом раньше. На нашем левом фланге прямо на Дальний и Цзиньчжоу вместе с двумя танковыми батальонами будет наступать моя кавалерия. Этим сил хватит на то, чтобы уже до рассвета захватить тыловую базу осадной армии и перекрыть Цзиньчжоуский перешеек.