Ему стало страшно.

— Элспет? — прошептал Роберт в пустоту комнаты. Ответа не было. — Я могу ее забрать? — Молчание.

Хриплый голос произнес его имя в темноте.

— Я тут, Валентина. — Она ничего не ответила. Он пригладил ей волосы. — Сейчас отнесу тебя вниз.

Не открывая глаз, она неловко кивнула, как полусонный ребенок. Он поднял ее с дивана; она попыталась обнять его за шею, но не смогла. Роберт вынес ее на лестницу. Ее тело потяжелело, обрело живую упругость и подвижность.

В своей квартире он снова положил ее на кровать. Вздохнув, она открыла глаза и посмотрела на него. Он склонился над ней. Она выглядела почти нормальной, просто изможденной и слабой. Хотя выражение лица стало другим. Он не мог понять, в чем тут дело. Она вытянула дрожащую от напряжения руку ладонью вверх. Он взял ее руку в свою; ее рука была довольно холодной. Она слегка потянула его: приляг ко мне.

— Подожди минутку, Валентина.

Он взял мобильник и набрал номер Мартина. Услышав гудок, сразу разъединился. После этого Роберт положил телефон и очки на прикроватный столик. Сняв ботинки, он обошел кровать и сел рядом с Валентиной. Она взглянула на него и просветлела: у нее на лице мало-помалу проступала робкая, косая улыбка. Вид у нее был вполне обыденный: лиловое платье, белые чулки. В некоторых местах на теле образовались багровые пятна; постепенно они становились розовыми. Отдававшую голубизной белую кожу стал заливать румянец. Он коснулся пальцами ее щеки. Плоть оказалась податливой, мягкой.

— На что это было похоже?

«Одиноко. Холодно. Безумно тоскливо».

— Я… скучала по тебе, — проскрипел ее голос; она говорила, как кукла чревовещателя, срывающимся, тонким голосом.

— Я тоже по тебе скучал.

Она опять протянула руку. Он лег подле нее, и она повернула к нему лицо. Роберт обнял ее. Она дрожала. Он понял, что она плачет. Это был вполне естественный звук: всхлипывающая в его руках девушка была настолько земной, что причина этих слез легко забылась; утешать ее было в порядке вещей. Отбросив сомнения, Роберт позволил себе поцеловать Валентину в ушко. Плакала она, как ему показалось, очень долго. Потом начала икать; он протянул ей бумажный носовой платок. Она вытерла нос, осушила глаза. Потом бросила платок на пол.

— Ну, все в порядке?

— Угу.

Она попыталась расстегнуть на нем рубашку, но пальцы ее не слушались. Он накрыл ее руку ладонью:

— Ты уверена?

Она кивнула.

— Нам лучше подождать…

— Умоляю…

— Валентина?..

Она жалобно, по-кошачьи мяукнула.

Роберт сам расстегнул рубашку. Потом раздел Валентину. Она пыталась помочь, но была слишком слаба; ему пришлось расстегнуть лиловое платье, стащить с нее трусики и осторожно снять кружевной бюстгальтер. На ее теле остались вмятинки от кружев и складок одежды. Она лежала, прикрыв глаза, и ожидала, когда он разденется. Одна из свечей погасла.

— Тебе холодно?

— Угу.

Он осторожно вытащил из под нее одеяла, забрался в постель и укрыл их обоих.

— Мм, — протянула она, — тепло.

Его поразил холод ее тела. Он провел рукой по ее бедрам; похожие ощущения вызывало у него мясо из холодильника в супермаркете.

Роберт не был уверен, сможет ли он заставить себя поцеловать ее в губы. У нее дурно пахло изо рта — какой-то гнилью; так пахло от дохлого ежа, которого он нашел в отопительной трубе кладбищенской конторы.