Вот он: конец пути для бедной Флавии.

Сейчас семейство уже вернулось в Букшоу, собралось за длинным узким обеденным столом: отец восседает в привычном каменном молчании, Даффи и Фели с убитым видом обнимают друг друга, едва сдерживая слезы, а миссис Мюллет, наша кухарка, вносит большое блюдо с запеченным мясом.

Я припомнила, как Даффи однажды сказала мне, зачитываясь «Одиссеей», что запеченное мясо в Древней Греции было традиционным яством на похоронах, а я ответила, что, с точки зрения миссис Мюллет, за две с половиной тысячи лет почти ничего не изменилось.

Но сейчас, когда я мертва, возможно, мне следует поупражняться в снисходительности.

Доггер, разумеется, останется безутешен. Дорогой Доггер: дворецкий, он же шофер, он же камердинер, он же садовник, он же управляющий поместьем, бедная замкнувшаяся в панцирь душа, способности которой ослабевали и усиливались, словно приливы Северна; Доггер, который недавно спас мне жизнь и забыл об этом на следующее утро. Мне будет ужасно его не хватать.

И мне будет не хватать моей химической лаборатории. Я подумала о золотых часах, которые я провела в заброшенном крыле Букшоу, в блаженном одиночестве посреди колб, реторт и жизнерадостно булькающих пробирок и мензурок. Подумать только, я больше никогда их не увижу. Это почти невыносимо.

Я прислушалась к поднимающемуся ветру, шептавшему над головой в ветвях тисов. Здесь, в тени башни Святого Танкреда, холодало, и скоро стемнеет.

Бедная Флавия! Бедная каменная-ледяная-мертвая Флавия!

Сейчас Фели и Даффи, должно быть, жалеют, что так по-свински обращались со своей младшей сестрой за ее краткие одиннадцать лет на этой земле.

При этой мысли слеза потекла по моей щеке.

Ожидает ли меня Харриет, чтобы приветствовать на небесах?

Харриет — моя мать, погибшая во время несчастного случая в горах через год после моего рождения. Узнает ли она меня десять лет спустя? Будет ли одета в тот же альпинистский костюм, или она сменила его на нечто белое?

Что ж, как бы там ни было, я знаю, что это будет стильно.

Внезапно раздалось громкое хлопанье крыльев: звук, отразившийся от каменной стены церкви, усиленный полуакром витражного стекла и покосившимися надгробиями, окружавшими меня. Я застыла.

Может быть, это ангел — или, что более вероятно, архангел — снисходит, дабы вознести драгоценную душу Флавии в рай? Если я чуть-чуть приоткрою глаза, то увижу сквозь ресницы, правда нечетко.

Не повезло: это оказалась потрепанная галка из тех, что вечно летают около Святого Танкреда. Эти бездельницы свили гнездо в башне еще в XIII веке, когда каменщики собрали свои инструменты и уехали отсюда.

Теперь дурацкая птица неуклюже взгромоздилась на верхушку мраморного пальца, указывающего в небеса, и холодно меня рассматривала яркими смешными глазами-пуговицами, склонив голову набок.

Галки никогда не учатся на своих ошибках. Не важно, сколько раз я проделывала с ними этот трюк, они всегда рано или поздно, хлопая крыльями, слетали с башни полюбопытствовать. Для примитивного мозга галки любое тело, горизонтально лежащее на кладбище, означало одно: пищу.

Как я делала уже дюжину раз, я вскочила на ноги и метнула камень, спрятанный в кулаке. Я промахнулась — но я почти всегда промахивалась.

С презрительным «кар» эта тварь взлетела в воздух и понеслась за церковь, в сторону реки.

Встав на ноги, я осознала, что голодна. Естественно! Я не ела с завтрака. На миг я слегка призадумалась, быть может, я найду оставшиеся пироги с джемом или кусок торта на церковно-приходской кухне. Дамы Алтарной гильдии Святого Танкреда собирались вчера, и шанс есть.

Пробираясь сквозь траву по колено, я услышала необычное сопение и на мгновение подумала, что нахальная галка вернулась, чтобы сказать свое последнее слово.

Я остановилась и прислушалась.

Ничего.

И затем оно снова прозвучало.