Валерик мысленно представил себе бабушку, которая лежит, подставив лицо солнцу, как это делала мама, выходя на балкон их дома, и невольно засмеялся:

— Да уж думаю, что не принимаешь... — Потом снова стал серьезным. — Как тебе здесь? Привыкла?

Бабушка кивнула:

— Ко всему, милый, можно привыкнуть. И к хорошему, и к дурному.

Он и не ждал иного ответа от бабушки.

— Ну а все-таки, как тебе здесь?

— Жить можно, — ответила бабушка.

Глаза ее на миг затуманились, может быть, она подумала в этот миг о невестке, о том, что невестка вместе с Колбасюком сумели по-своему распорядиться ее судьбой?

— Ничего, — сказала бабушка, всегдашняя оптимистка, во всем предпочитавшая видеть хорошую, светлую сторону. — Все пройдет. Перемелется — мука будет. Ты вырастешь, начнешь работать, тогда возьмешь меня к себе, верно?

— На все сто, — горячо ответил Валерик. — Непременно возьму тебя к себе, и заживем мы с тобой всем врагам на зло!

Под врагами он подразумевал одного лишь Колбасюка, на него ушел весь пыл души Валерика, вся его неизрасходованная злость.

— На зло всем врагам, — с жаром повторил он еще раз. Потом полез в кошелку, которую привез с собой. — Я тут тебе кое-что купил... Вот, смотри...

Валерик стал выгружать из кошелки все, что, по его мнению, могло бы быть бабушке по вкусу: две банки с тахинной халвой, зефир в шоколаде, яблоки, лимоны, банку маринованных огурчиков.

Бабушка глядела, только головой качала:

— Неужто все это мне? Куда это, милый, на маланьину  свадьбу, не иначе.

— Это тебе, — сказал Валерик. — Ешь, поправляйся...

— Тут мне на целый год, наверно.

— Ну и пусть на целый год, только ешь, пожалуйста...

Бабушкина легкая ладонь легла на плечо Валерика:

— Спасибо тебе, милый, только зачем ты так беспокоился?

— Ладно, все, — отрезал Валерик.

— Мама как? — спрашивала бабушка. — Девочки?

— Ничего, все нормально.

Он подумал немного, стоит ли говорить бабушке? Потом решил сказать:

— Не хочу я больше с ними жить...

К его удивлению, бабушка восприняла его слова сравнительно спокойно.

— Не хочешь? Ни в какую?

— Ни в какую! — повторил Валерик. Решительно резанул себя ладонью по горлу. — Не могу его видеть! Не могу и не хочу!

— Что же думаешь делать? — спросила бабушка.

— Не знаю, — откровенно признался Валерик. — Только с хиляком я больше жить не буду, так и знай. — Он нагнулся, сорвал травинку, перекусил ее крепкими зубами. — Может быть, к отцу поехать, как думаешь?

— Нет, — сказала бабушка решительно, — чего к отцу ехать? Какая ему жена попалась, разве мы знаем? Может, еще хуже, чем этот самый Колбасюк...

— Может быть, и так, — задумчиво произнес Валерик. — Только вот что, бабушка, как хочешь, а дома я жить больше не хочу. Не хочу и не буду!

Он почти выкрикнул эти слова; проходивший  мимо старик в светлом плаще, накинутом на плечи, удивленно воззрился на него.

— Тише, Валерик, успокойся, — сказала бабушка. — А то всех тут перепугаешь...

— В общем, ты поняла меня, — сказал Валерик.

Бабушка молчала, перебирая худыми пальцами кончик своего платка. Потом повернулась к Валерику:

— Тогда, знаешь, что я тебе скажу? Поезжай в Москву.

— В Москву? — переспросил Валерик.

— Да, в Москву. У тебя там родная тетка живет, дочь твоего деда, сестра отца. Дед твой говорил, что она хороший, отзывчивый человек.