|
Первый заключается в том, чтобы выявить границы сопротивляемости биологического вида (гомо сапиенс) на тотальную промывку мозгов; а суть второго эксперимента, идущего параллельно, — в установлении пределов выживаемости человека в среде, абсолютно неприемлемой для физиологического функционирования. Лично с ним, Володей Пресняковым, оба эксперимента не удались: в первом случае он, как прежде никому не верил, так не верит и теперь, даже претерпев массированное, беспрецедентное воздействие телевидения. Что касается опыта физического выживания, то его результатами он и сам немного обескуражен. Получалось, что его возможности приспособления вообще неисчерпаемы, почти как у тараканов. Спаиваемый метиловыми ядами и ежедневно отравляемый непригодной к употреблению якобы заморской жратвой, плюс к этому задыхающийся от химической гари, он, тем не менее, сохранил способности к размножению и не далее как третьего дня залудил одной крошке так, что она враз забеременела. Слушая всю эту галиматью, я впервые усомнился.
— Володя, опомнись, — я разлил остатки «Смирновской». — Как это женщина сразу может знать, что забеременела? — Похоже, Коромыслов, — сочувственно заметил Володя, — ты прожил жизнь впустую, раз уж не понимаешь элементарных вещей… Затеявшийся интересный спор прервал звонок в дверь. Мы озадаченно посмотрели друг на друга. — Ты кого-нибудь ждешь? — спросил Володя. «Полина?!» — мелькнуло в голове, но вслух я сказал: — Нет, никого. — Тогда не открывай. Сейчас даже днем не рекомендуют открывать. Вот я тебе расскажу один случай, чтобы ты не был чайником… Но в дверь продолжали звонить. — Если не открыть добровольно, — сказал я, — дверь просто высаживают ногой. Об этом тоже в газетах писали. — Тогда давай придвинем к двери шкаф. Но я пошел и открыл, даже не спрашивая — кто? Алкоголь бурлил в крови. Увидел мужчину неопределенного возраста, с неопределенным лицом, в сером плаще и с пухлым баулом в руке. Баул я заметил не сразу, а когда мужчина уже вошел в квартиру, причем без всякого приглашения. — Вы Михаил Ильич, я не ошибся? — голос у гостя был интеллигентный. — Нет, не ошиблись. А вы кто? — Вот, — он поставил баул на пол, — принес по поручению. Пусть постоит до утра. — Кто постоит? — А-а, вы под кайфом! Ну ничего. Это нормально. Пусть тут побудет, хорошо? — мужчина задвинул баул под вешалку, неучтиво потеснив дремлющего Фараона, отчего тот недовольно заворчал. В коридор вышел Володя. Держась за косяк, он ухмылялся во всю рожу. — Ну что ж, Коромыслов, давай сбегаю. Гость в дом — Бог в дом. Минимум надо две штуки брать. — Я пас, — мужчина приятно улыбнулся. — Еще дел по горло. Значит, до утра, Михаил Ильич. — Вас что же, Полина прислала? — Ага. — А что в чемодане? Гость улыбнулся еще приятнее: — Ну уж это, полагаю, не нашего с вами ума дело, верно? С этими словами он исчез так же неожиданно, как появился. Я даже не углядел, как открылась и закрылась дверь. — Ты даешь, Коромыслов, — прогудел сбоку Володя, — никак с мафией связался. Значит, вот откуда у тебя бабки завелись. Давай, отстегивай. Эх, Миша, честно говоря, не ожидал от тебя. — Чего не ожидал? — Не думал, что купишься на эту дешевку. Пока он бегал за выпивкой, я затащил баул в комнату и с помощью кусачек и шпилек сумел взломать оба замка. Баул был забит старым тряпьем: женские блузки, пара потертых вельветовых штанов, кожаный пиджак с надорванным рукавом и в каких-то подозрительных бурых пятнах. Кроме этого, пачки скомканных газет. Больше, вроде, ничего. |
