– С дворней ли только вот они гуляют? – метнул тот острый взгляд на Сотника. – А может быть, с родней? Ох, неспроста ты мне нонче их не хочешь показывать, воевода! Ох, неспроста!

– Пойдем в терем, боярин, вот там обо всем и оговорим, о делах и о родне, о всем, о чем только пожелаешь. – Андрей кивнул наверх лестницы и сам же сделал по ней первый шаг.

Прибыслав, не желая отставать от хозяина и на пядь, отдуваясь и путаясь в полах шубы, быстро засеменил вслед за ним.

Стол действительно был заставлен редкими по нынешним временам кушаньям и напитками. Прибыслав ел жадно, запихивая куски мяса и хлеба в рот и запивая все это потом легким медом. Так же не отставали от него и двое его сопровождающих, сидевших на лавках в более бедных шубах, но тоже, по примеру своего боярина, их не скинувших.

Воевода Радислав откушивал степенно, без всякой суеты. На мед он не налегал, прихлебывая из берестяного ковшика только лишь квас.

– Хорошо! Ох и скусно твои стряпухи готовят, Иванович. Небось и в постели такие же умелицы, как на кухне, аа? – И с масляной улыбкой на лице Прибыслав мелко так рассмеялся.

– У меня жена из нурманского рода, боярин. А у них там принято обиду всегда кровью смывать. Вот так вот, забывшись, косо на стряпуху глянешь, проснешься поутру, а ни стряпухи той, не глазика твоего нет, – на полном серьезе проговорил Сотник, отпивая из своего ковшика ягодно-травяной взвар.

Прибыслав внимательно поглядел на хозяина и, так и не сумев понять, шутит ли он, крякнул и расстегнул полы шубы.

– Ндаа, ну вот, значится, с родственников жены мы свой разговор тут и начнем. – Его лицо тут же приняло выражение строгой надменности. – Я почто тебя, воевода, про них давеча-то спрашивал? Известно у нас стало, что мимо града стольного по речному пути перед самым ледоставом из шведских земель проскочил к тебе в поместье низложенный там бывший король Эрик, который причитается родным братом твоей жене Марте Эрриксон. Проскочил он к тебе, не заходя в Господин Великий Новгород, с сестрой, родной герцогиней Ингеборгой и с сотней отборных своих воинов на ладьях. И с тех пор, не испросив позволения ни у князя Михаила, ни у Господнего совета, находятся они все время здесь. Так ли это? Ответь мне на мой вопрос, воевода новгородский, без утайки!

– Так ни я, боярин, ни король Эрик и не думали от новгородских властей ничего прятаться или чего-нибудь скрывать, – развел руками Сотник. – Просто в Новгороде неспокойно по осени ведь очень было. Город сильно горел, и смертоубийство там великое шло. Не смог он у вас позволения испросить, дабы в гости к племяннику и сестрице своей пройти. Воинов у него немного при себе было, а там тысячи ратным железом тогда ведь махали. Дабы жизнь свою и герцогини опасности не подвергать, пришлось ему быстро мимо града, обуянного смертоубийством, проходить. А потом уже и реки стали, лютый холод начался, болезнь черная по окрестным землям пошла, и вовсе в стольный Новгород пути не стало. Так вот и остался он до самого лета здесь.

– Лаадно, – протянул Прибыслав. – Так почто теперича он здесь же продолжает сидеть? Ты сам-то, Андрей Иванович, будучи служивым новгородским боярином, понимаешь ли, что привечаешь у себя низложенного властителя чужой державы? Не можно такого тебе допускать! А ежели нонешний властитель Швеции Кнут Хольмгерссон на нас да за это вот ополчится и ратью большою войной пойдет?! Да у нас в стольном граде от силы-то пять сотен дружинных воинов только лишь наберется! И с голодного обозленного люда ополчения даже вот и столько теперича не соберешь! Отправляй ты его от себя, и немедля, чтобы даже духа его здесь завтра не было!

– Таак! – рявкнул Сотник, вскакивая с лавки, и за ним мгновенно поднялись все трое присутствующих здесь же его ближников.