Нам старикам только и остается, что вспоминать прошлое. Это вы молодые живёте делом. А мы только воспоминаниями о деле. Так вот-с, вспомнил я о своем деле по агентам Рунсдорфа в Харькове в 1911 году! Про тех самых, которых тогда не поймал. Упомянул и про архив Пильчикова. А приятель мой и говорит мне, что де не было у профессора никакого личного архива. Каково?
— И что это значит? — спросил Нольман.
— Сказал мой приятель, что работы Пильчикова были опубликованы и никаких тайных разработок профессор не имел! И потому никакого тайного или секретного архива он не оставил! Это важно?
— Это весьма важно, Николай Петрович. Я даже не могу вам сказать как это важно! Но откуда ваш приятель это знает?
— А он сам был автором дезинформации про этот самый пресловутый архив.
— Сам?!
— Дело в том, что он, после того как профессор был убит австрийскими агентами, решил продолжить игру. И дабы заставить барона Рунсдорфа из австро-венгерского генштаба принять игру — придумал архив Пильчикова. Скажу вам больше, он со своими коллегами даже изготовили фальшивый архив!
— И чем все закончилось? — спросил Нольман.
— А ничем.
— Как же так?
— Это дело еще не закончилось, Иван Артурович. И закончить его предстоит вам!
— Пусть так, но я спрошу по-другому, чем закончилось дело у вашего приятеля?
Старик ответил:
— Сами знаете, что произошло в 1917 году, Иван Артурович. Управление контрразведки было распущено. Многие дела сгорели после февральского переворота. Ох, простите, Февральской революции. А затем Гражданская война. Затем революции в Германии и Австро-Венгрии. Всем было уже не до архива Пильчикова. Все про это позабыли.
— Оказалось не все.
— Верно, Иван Артурович. Старый барон Рунсдорф помер, а молодой нашел в папашиных бумагах упоминание про этот архив. И теперь в ваши руки я передал эту вот информацию. Немцы не знают что архив фальшивый. А вот вы теперь знаете.
— Но почему вы сказали это мне, а не Максимову?
— Я уже ответил, что Максимов занимает высокую должность, Иван Артурович. А я не хочу, чтобы у моего старого приятеля были неприятности в связи с этой информацией. По вашим законам он совершил подлог, ибо много лет живет под чужой фамилией.
— Вы не хотите, чтоб о нем упоминали?
— Нет. Ни о нём, ни обо мне.
— Но как мне объяснить наличие такой важной информации?
— Да как угодно! Хоть во сне приснилось.
— Во сне? — проговорил Нольман. — А можете вы мне назвать фамилию вашего приятеля?
— Я уже сказал вам, что нет, не могу.
— Но я ведь не спрашиваю его фамилию, под которой он живет сейчас. Николай Петрович. Я спросил вас о его старой фамилии. Той самой, которую он ставил после воинского звания капитан в 1911 году.
— А зачем она вам?
— Но вашему приятелю вреда не будет. Он ведь под этой фамилией больше 20 лет не живет. Чего ему бояться? Того старого капитана нет больше. И вреда вашему приятелю никакого не будет.
— Вы хотите сослаться на данные архива, если таковые обнаружатся?
— Именно, — ответил Нольман. — Я ведь немного успел поработать в архиве Лубянки, Николай Петрович. Попробую найти то, что нам нужно. Но без фамилии капитана и его имени мне искать будут затруднительно.
— Значит, если я скажу, то…
— Вашему приятелю ничего не грозит. В том даю свое слово. Но мне нужна его фамилия для архивной ссылки.
— Капитан Вольский Иван Захарович. Управление контрразведки по Петроградскому гарнизону. |