— Это понятно, но что привело вас, Николай Петрович?

— Вы кажетесь мне человеком умным. А к моему молодому приятелю Максимову обратиться не могу.

— Он не кажется вам умным? — не удержался от шутки Нольман.

— Нет, — спокойно ответил старик. — Он слишком высокую должность занимает в вашем управлении. Может побояться услышать то, что я имею сказать.

— Прошу вас садиться, Николай Петрович.

— Благодарю.

— Я готов вас выслушать. Может, желаете чаю?

— Нет. Ничего не нужно. У меня важное дело касаемое вашего харьковского профессора.

— Пильчикова?

— Его самого, — ответил Губарев. — Я потом много думал, после нашего с вами разговора на квартире Максимова. Помните тот наш разговор?

— Как не помнить, Николай Петрович. Задали вы нам задачку тогда.

— Так я ныне вам ответ на неё и принес.

— Ответ? Это сильно сказано, Николай Петрович. Вы ничего не перепутали?

— Я еще в своем уме, молодой человек. Хоть и стар. Вам не нужно напоминать, кем я был при царе?

— Нет, Николай Петрович. У меня хорошая память. Вы вели дело о смерти Профессора Пильчикова.

— Не совсем дело о смерти. Но дело касаемое архива профессора Пильчикова. Сам-то профессор отдал богу душу в 1908 году. А я занимался делом по долгу службы в 1911 году.

— Но вы тогда сказали, Николай Петрович, что больше ничего не знаете по делу Пильчикова.

— И я сказал вам правду, Иван Артурович. Но неделю назад я, свершено случайно встретил на улицах Москвы старого знакомого.

— Вот как?

— Такого же старика как и я, товарищ Нольман. Я его едва узнал.

— Давно не виделись?

— Не то слово, Иван Артурович. Это такое «давно» что для вас целая вечность! Ныне это глубокий старик, вроде меня самого. Я видал его в последний раз в Петербурге году этак в 1916-ом или 1917-ом. И вот он в Москве.

— И что?

— А то, что он также служил в контрразведке русской армии, как и я. Был тогда в чине капитана. Я не стану называть вам его фамилии. Не хочу подставлять старика.

— Подставлять? Я не понял вас, Николай Петрович.

— А чего ту понимать, молодой человек? Старик-то живет по другим именем в РСФСР. Старую фамилию пришлось сменить. Это я, старый дурак, так и остался Губаревым. За то и отдал часть жизни местам не слишком приятным. А вот мой приятель оказался умнее.

— И вы пришли сообщить, что этот человек живет не под своим именем?

— Нет. За кого вы меня принимаете, Иван Артурович. Я не доносчик.

— Простите меня великодушно, Николай Петрович. Я вас неправильно понял. Но сюда иногда приходят именно за этим. Простите еще раз.

— Итак, я продолжу с вашего позволения. Этот мой старинный знакомый, кое-что знает про то, что вы ищете сейчас!

— Этот ваш старинный приятель знает что-то про Пильчикова?

— Не совсем про Пильчикова, но про его архив.

— Харьковский архив Пильчикова? И вы пришли с этим, Николай Петрович? Так я готов вас расцеловать за это!

— Не стоит. Я и так вам помогу. Значит, я приютил у себя старого знакомого. Живу-то я один. Чего человеку не помочь коли есть такая возможность? В Москве-то старику приходилось туго. Он ведь эвакуированный из Ленинграда. Успел уехать до того как немцы замкнули кольцо.

— И что же важного он вам сказал, Николай Петрович?

— Много чего. Нам старикам только и остается, что вспоминать прошлое.