Изменить размер шрифта - +
Он работал на двух работах, обладал могучей мускулатурой и однажды, когда соседский доберман размером с пони взбесился и набросился на маленькую девочку, шедшую со своим пуделем по нашей улице, он выбежал из дома с бейсбольной битой, одной рукой подхватил девочку и забил до смерти пса, попытавшегося вцепиться ему в горло. При этом он не выронил зажатой в уголке рта сигареты, которую, когда все кончилось, вынул лишь для того, чтобы обнять и успокоить плачущую девочку.

«Корм для червей». С этой мыслью и с коричневым бумажным пакетом, содержавшим все необходимое, я пролез сквозь дыру в сетчатой металлической ограде и направился в лес, начинавшийся за школьным двором. Лес тянулся на многие мили, и по нему можно было блуждать час за часом, не выходя на открытое пространство или к заднему двору какого-нибудь дома. Ричард Антонелли охотился там на белок с духовым ружьем, а Бобби Ленон и его приятели ходили туда по ночам, разжигали костер и пили пиво. Однажды, исследуя местность, я нашел промокший от дождя журнал «Плейбой», а в другой раз мертвую лису. Ребята говорили, что в лесном ручье, вьющемся между деревьями, есть золото и что далеко-далеко в чаще скрыта глубокая долина, куда уходят умирать олени. Много лет ходили слухи, что в лесу живет обезьяна, сбежавшая из странствующего цирка в Брайтуотерсе.

Была середина лета, стрекотали стрекозы, белки прыгали с ветки на ветку, вспугнутые ласточки стремительно разлетались в стороны. В прорехи зеленого шатра над головой било солнце, разливаясь дрожащими лужицами света по усыпанной хвоей земле. В одном из таких пятен света я занялся сотворением человека. За неимением глины в качестве тела я использовал старое бревно. Руками служили длинные пятипалые ветви, уложенные мной перпендикулярно туловищу, а ногами - две молодые березки, достаточно гибкие и упругие, чтобы резво бегать и прыгать. Я уложил деревца в основании бревна под углом друг к другу.

Из огромного куска коры, отодранного от дуба, я сделал голову. На него я положил две красных сыроежки вместо глаз, два раковинообразных капа вместо ушей и сухой стручок вместо носа. На месте рта я просто проковырял перочинным ножиком дырку. Прежде чем пристроить к макушке волосы из папоротника, я засунул под кусок коры предметы, способные, по моим представлениям, посодействовать процессу оживления: пушистый одуванчик, перышко кардинала, прозрачный кусочек кварца и двадцатипятицентовый компас. Из листьев папоротника получилась сногсшибательная прическа, а из сорняков с вьющимися усиками вышла внушительная борода. В руку человека я вложил орудие для охоты: длинную острую палку длиной ровно в мой рост.

Потом я встал и оценивающим взглядом посмотрел на творение своих рук. Человек выглядел замечательно. Казалось, он вполне готов ожить. Я вытащил из бумажного пакета катехизис, опустился на колени и, наклонившись к правому уху существа, стал шепотом задавать все вопросы, которые когда-либо задавала миссис Гримм. Когда я дошел до вопроса «Что есть ад? », левый глаз скатился с деревянного лица, и мне пришлось положить его на место. Задав последний вопрос, я быстро пообещал никогда не красть у него ребро.

Засунув книгу обратно в пакет, я вынул оттуда чисто вымытую баночку из-под детского питания, плотно закрытую завинчивающейся крышкой. Когда-то в ней находился ванильный пудинг, любимое лакомство моей маленькой сестренки, но теперь содержалось дыхание. Я попросил отца дунуть в баночку. Ничего не спрашивая и не поднимая взгляда от программы скачек, он глубоко затянулся сигаретой и выпустил в банку длинную струю серовато-голубого дыма. Я моментально завернул крышку и сказал спасибо. «И не говори, что я никогда тебе ничего не давал», - проворчал отец, когда я бросился в свою комнату, чтобы рассмотреть баночку под яркой настольной лампой. Дух жизни кружился в ней, постепенно становясь невидимым.

Я поднес драгоценный сосуд вплотную ко рту своего человека, отвернул крышку и осторожно вылил все дыхание жизни, до последнего атома.

Быстрый переход