Ее глаза вспыхнули, когда она увидела меня.

— Как давно вас здесь не было. Я уже думала, что вы никогда не придете.

Она всегда так радовалась гостю, что создавалось впечатление, будто пришедший — единственный, кого она хотела бы видеть рядом с собой. Я знал, что это притворство, но как обаятельно умела она притворяться!

— Подойдите и присядьте рядом со мной. — Она подвинулась, освобождая место, а когда я сел, прильнула ко мне, как ребенок, словно ища защиты. — А теперь расскажите мне, чем вы занимались.

— Разговаривал с Маттео, — ответил я.

— О чем?

— О вас.

— Расскажите мне, что он сказал.

— Ни одного доброго слова, дорогая моя, — рассмеялся я.

— Бедный Маттео! — воскликнула она. — Он такой неуклюжий и неотесанный, сразу видно, что половину жизни он провел в армейских лагерях.

— А я? Я вел такую же жизнь, что и Маттео? Я неуклюжий и неотесанный?

— Ох нет, вы совсем другой. — В ее взгляде читалось восхищение.

— Маттео рассказал мне множество сплетен о вас.

Она чуть покраснела:

— Вы поверили?

— Я ответил, что меня не волнует, правда это или нет.

— Но вы поверили? — настаивала Джулия.

— Если вы скажете, что это ложь, я вам поверю.

Озабоченность на ее лице сменилась ослепительной улыбкой.

— Разумеется, это ложь.

— Как вы прекрасны, когда улыбаетесь, — вдруг вырвалось у меня. — Вам всегда надо улыбаться.

— Я и улыбаюсь… вам. — Она замолчала, обдумывая, стоит ли продолжать этот разговор, но потом все-таки решилась: — Маттео говорил вам, что однажды ухаживал за мной, и очень рассердился, когда я не подобрала носовой платок, который он соблаговолил уронить?

— Он упоминал об этом.

— Боюсь, с тех пор он не сказал обо мне ни одного доброго слова.

Мне в голову уже приходила мысль о том, что Маттео затаил зло на донну Джулию, поэтому ее версия представлялась мне более убедительной.

— Он умолял меня не влюбляться в вас, — признался я.

Она рассмеялась:

— Клаудия Пьячентини рассказывает всем, что это уже случилось, и она ужасно ревнует.

— Правда? И Маттео убежден, что я влюблен в вас.

— А вы? — внезапно спросила она.

— Нет! — с нарочитой напыщенностью ответил я.

— Brutta bestia! — воскликнула она, тут же отодвинулась от меня и надула губки.

— Я очень сожалею, — со смехом продолжил я, — но ничего не могу с этим поделать.

— Я думаю, с вашей стороны это ужасно.

— У вас так много воздыхателей, — попытался урезонить ее я.

— Да, но я хочу, чтобы их было еще больше. — Она улыбнулась.

— Но какой вам прок от того, что все эти мужчины влюблены в вас?

— Не знаю, но приятно это осознавать.

— Какое же вы еще дитя! — со смехом воскликнул я.

Она наклонилась ко мне, лицо стало серьезным.

— Но вы совершенно меня не любите?

Я покачал головой. Она вновь подсела ко мне, вплотную, так, что ее волосы касались моей щеки, и я почувствовал дрожь по всему телу.