Маттео и я переглянулись: нам в голову пришел один и тот же ответ. Заговорил Бартоломео:

— Опередить его!

Мы оба вздрогнули, потому что подумали о том же.

— И ты туда же! — вскричал Кеччо. — Эта мысль преследует меня ночью и днем! Опередить его! Убить его! Я не решаюсь даже подумать об этом. Я не могу его убить.

— Ты должен, — гнул свое Бартоломео.

— Надеюсь, нас никто не слышит, — вставил Олива.

— Дверь плотно закрыта.

— Ты должен, — повторил Бартоломео. — Другого пути у тебя не осталось. Более того, ты должен поторопиться — тянуть с этим нельзя. На кон поставлена жизнь всей семьи. Его не устроит только твоя смерть. После тебя он достаточно легко найдет повод избавиться от нас.

— Ради Бога, что ты такое говоришь, Бартоломео! Это предательство.

— А чего ты боишься?

— Нет, мы не должны идти на убийство. Это всегда плохо заканчивается. Во Флоренции перебили всех Падзи, Сальвиати повесили, а Лоренцо по-прежнему на коне, тогда как кости заговорщиков гниют в неосвященной земле. И в Милане после убийства герцога не спасся ни один из убийц.

— Они повели себя как глупцы. Мы не допустим ошибок, как во Флоренции. Народ с нами, и мы не ударим в грязь лицом.

— Нет-нет, этому не бывать.

— Говорю тебе, ты должен. Только так мы обезопасим себя.

Кеччо в тревоге оглядел нас.

— Нам можно полностью доверять, — заверил его Олива. — Не бойся.

— И что вы об этом думаете? — спросил Кеччо. — Я знаю, что думаете вы, Филиппо, и ты, Маттео.

— Я согласен с отцом! — воскликнул Шипионе.

— И я! — откликнулся его брат.

— И я!

— И я!

— Вы все заодно, — кивнул Кеччо. — Вы все хотите, чтобы я его убил.

— Это справедливо и законно.

— Помните, он был моим другом. Я помогал ему прийти к власти. Когда-то мы были близки как братья.

— Но теперь он твой смертельный враг. Он точит секиру для твоей головы и убьет тебя, если ты не опередишь его.

— Это предательство. Я не могу!

— Если человек кого-то убивает, его убивает закон. Это всего лишь возмездие. Когда человек пытается отнять чью-то жизнь, закон разрешает тому, на кого покушались, убить нападающего, и это самозащита. В мыслях Джироламо уже убил тебя — и в этот самый момент он, возможно, уточняет детали твоего реального убийства. Тебе нужно забрать его жизнь, чтобы защитить свою и наши.

— Бартоломео прав, — кивнул Маттео.

Одобрительный гул показал, что и остальные того же мнения.

— Но подумай, Бартоломео, — Кеччо по-прежнему не хотел допускать убийства, — у тебя седина на волосах, тебе осталось не так уж много времени до смерти; если ты убьешь этого человека, что будет потом?

— Клянусь тебе, Кеччо, ты станешь исполнителем воли Божьей. Разве граф не угнетал народ? Почему он уверен, что имеет на это право? Из-за него мужчины, женщины, дети умирали от голода, безысходности, страданий, тогда как он ел, пил и веселился.

— Решай, Кеччо.