— Господин, скоро утро. — Я встал, и он добавил: — Они положили его в часовню, не спросив вашего разрешения. Вы не сердитесь?
— Они поступили правильно.
Он замялся, потом спросил:
— Что мне делать?
Я смотрел на него, не понимая.
— Он не может оставаться здесь, и она… ее надо похоронить.
— Отвези их в церковь и похорони в усыпальнице, которую построил мой отец… вместе.
— Мужчину тоже? — переспросил Фабио. — В вашей семейной усыпальнице?
Я вздохнул и с грустью ответил:
— Возможно, он любил ее сильнее, чем я.
Произнеся эти слова, я услышал рыдание у своих ног. Мужчина, которого я не заметил раньше, взял мою руку и поцеловал. Я почувствовал, что она стала влажной от слез.
— Кто ты? — спросил я.
— Он был моим господином, и я его любил, — ответил стоявший на коленях мужчина, его голос дрожал. — Я благодарю вас за то, что вы не выбросили его, как собаку.
Я посмотрел на него и пожалел: так велико было его горе.
— Что ты теперь будешь делать?
— Не знаю. Я сорванный лист, который уносит ветром.
Я не знал, что ему и сказать.
— Возьмите меня в слуги. Я буду очень преданным.
— Ты просишь об этом меня? Разве ты не знаешь…
— Знаю! Вы забрали его жизнь, с которой ему не терпелось расстаться. Вы оказали ему услугу, а теперь достойно хороните, и за это я вам благодарен. Это ваш долг передо мной. Вы лишили меня одного господина, так дайте мне другого.
— Нет, бедный ты мой! Слуги мне теперь не нужны. Я тоже чувствую себя щепкой, которую несет по бурному морю. И для меня все кончено.
Я еще раз посмотрел на Джулию, а потом вернул на место белую материю — укрыл их лица.
— Приведи мою лошадь, Фабио.
Через несколько минут она уже ждала меня.
— Вы кого-нибудь возьмете с собой?
— Никого!
Когда я вскочил в седло и собрался тронуть лошадь с места, он спросил:
— Куда вы теперь?
И я искренне ответил:
— Это известно только Богу!
Глава 41
С каждой минутой я удалялся от города. День только начинался, все вокруг было холодным и серым. Ехал я бесцельно, куда вела дорога, по равнине, к виднеющимся на востоке горам. Солнце поднималось все выше, впереди я видел реку, вьющуюся среди полей по ровной, как стол, земле. Тут и там попадались небольшие рощи. Я проезжал мимо деревенек, однажды вроде бы услышал колокольный звон. Остановился в какой-то харчевне, только чтобы напоить лошадь, и поспешил дальше — не мог видеть людей. Утренняя прохлада ушла, и под жарким солнцем мы тащились по уходящей к горизонту дороге. Лошадь начала потеть, за нами поднимались клубы белой пыли.
Около полудня я остановился в придорожной гостинице. Спешился, отдал лошадь конюху, вошел в зал. Хозяин предложил заказать что-нибудь из еды. Есть я не мог. Заказал вина. Мне его принесли, я налил немного, пригубил. Поставил локти на стол и зажал голову руками, словно она разламывалась от боли.
— Мессир?!
Я поднял голову и увидел францисканского монаха, стоящего у моего столика. С мешком на спине. Я предположил, что он собирал еду.
— Мессир, я молю вас о пожертвовании для больных и сирых.
Я достал золотой, отдал ему.
— Тяжеловато сегодня путешествовать по дорогам.
Я не ответил.
— Далеко едете, мессир?
— Тому, кто собирает пожертвования, возможно, не пристала назойливость.
— Ах, нет, мессир, все это из любви к Господу и милосердия. |