— Не ее, не ее, нет!

Я вырвал руку, а потом… потом остановился, глядя на ее бледное, объятое ужасом лицо. Я не мог ее убить.

— Запри дверь, — велел я Фабио, указав на дверь, через которую мы вошли. Потом вновь посмотрел на нее, крикнул: — Распутница!

Позвал Фабио, и мы вышли через другую дверь. Я ее запер, и она осталась наедине со своим любовником…

Я созвал слуг и велел им следовать за мной. Мы вышли на улицу. Я шел гордо, направляясь к дому Бартоломео Моратини. Он как раз заканчивал обедать, сидел за столом со своими сыновьями. Они поднялись, увидев меня.

— Филиппо, ты вернулся. — В голосе Бартоломео слышалась радость. Потом он добавил, видя мое бледное лицо: — Что с тобой? Что случилось? Что с твоей рукой?

Я вытянул руку, чтобы они могли видеть.

— Это… это кровь любовника вашей дочери.

— Ох!

— Я застал их вместе и убил прелюбодея.

Бартоломео несколько секунд молчал.

— Ты поступил правильно, Филиппо. — Он кивнул и повернулся к сыновьям. — Шипионе, дай мне меч.

Тот принес меч, и Бартоломео посмотрел на меня:

— Мессир, прошу вас подождать моего возвращения.

Я поклонился.

— Как вам будет угодно.

— Шипионе, Алессандро, следуйте за мной.

В сопровождении сыновей он покинул комнату, и я остался один.

Слуги заглядывали в дверь, смотрели на меня как на какое-то странное чудище, убегали, стоило мне повернуться к двери. Я ходил по комнате из угла в угол. По улице шли люди, пели, разговаривали, словно ничего и не произошло. Они не знали, что смерть летала в воздухе. Они не знали, что счастье живого человека ушло навсегда.

Наконец я услышал шаги, в комнату вошел Бартоломео Моратини, за ним — его сыновья, все очень серьезные.

— Мессир, пятно с вашей чести и с моей смыто.

Я поклонился.

— Мессир, я ваш покорный слуга.

— Я благодарю вас за то, что вы позволили мне выполнить долг отца, и сожалею, что женщина из моей семьи показала себя недостойной моей фамилии и вашей. Больше я вас не задерживаю.

Я поклонился еще раз и отбыл.

Глава 40

Я вернулся в мой дом. Тихий-претихий, и когда я поднимался по лестнице, слуги отшатывались и отворачивались, словно боялись взглянуть на меня.

— Где Фабио? — спросил я.

— В часовне, — едва слышно ответил паж.

Я круто повернулся и отправился в часовню. Крашеные окна пропускали тусклый свет, и я с трудом различал, что внутри. По центру лежали два тела, прикрытые белой материей, и их головы чуть подсвечивались желтым огнем свечей. У ног молился старик Фабио.

Я подошел и отдернул материю. Упал на колени. Джулия выглядела спящей. Раньше я часто наклонялся над ней и наблюдал, как мерно поднималась ее грудь. Иногда думал, что во сне лицо ее такое спокойное и расслабленное, что она казалась мертвой. Но теперь грудь не поднималась и не опускалась, а ее удивительную белизну обезображивала кровавая рана. Она лежала с закрытыми глазами и чуть разошедшимися губами, и лишь отпавшая челюсть говорила о том, что она мертва. Очень бледное лицо обрамляли роскошные черные волосы.

Я посмотрел на него, тоже очень бледного, и его соломенные волосы резко контрастировали с ее.