– Я тоже так считаю, – согласился Лью. Его семейная жизнь сейчас шла лучше, чем когда-либо. И все это потому, что благодаря своему роману с Элен он понял, что раньше отдавал всю свою энергию бизнесу и непростительно мало оставлял для семьи. – Мы с Рини приложили усилия, чтобы сохранить наш брак, и это себя оправдало. Нам сейчас хорошо вместе.

Макс посмотрел на Лью и вдруг подумал, что из них двоих именно Лью обладал настоящими бойцовскими качествами.

– Эд Сэломэй спросил, есть ли у меня представитель или доверенное лицо?! Как тебе это нравится? – смеясь, сказала Элен в один прекрасный день после своей четвертой передачи на телевидении. – А я и глазом не моргнула! Я ему ответила: есть, это Эл Шелдок. Эл, ты ведь будешь моим представителем, а? – Элен наклонилась и облокотилась о письменный стол Эла, улыбаясь счастливой улыбкой. Она ждала от него ответа, заранее уверенная, что он согласится. – Ну, что скажешь?

Элен в этот раз не вошла, а просто вплыла в кабинет Эла, покачиваясь на волнах счастья. Утром, после того как закончилось ее выступление, Эд Сэломэй обратился к Элен с предложением еженедельно появляться на экране и вести раздел программы, посвященный приему гостей и кулинарным советам.

– Я не только согласен быть твоим агентом, Элен, но я бы обиделся, если бы ты не обратилась ко мне, – ответил Эл.

Элен одобрительно оглядела его темный костюм из хорошей шерсти, темно-синий галстук в неброскую красную полоску, изящные запонки от «Тиффани». У Эла был хороший вкус. А главное, Эл был настоящим другом, он всегда был рядом, на него всегда можно было положиться, он столько раз за эти годы служил Элен опорой. Элен не раз говорила, что он был лучшей частью наследства, доставшегося ей от Фила.

– Самая престижная программа – «Доброе утро, Америка!». Это же представить невозможно! Правда? – радовалась Элен. Телезвезда! Это в сорок семь-то лет! Ну и что ж! Она энергична, полна жизни, подтянута!

Элен чувствовала себя как никогда хорошо, и она не раз недоумевала, почему, собственно, женщины так боятся перешагнуть рубеж сорокалетия. Они должны бы были благодарственно молиться: тревоги двадцатилетних – позади, перегрузки тридцатилетних забыты. Именно с сорока лет и начинается, как говорит молодежь, «самый кайф».

Радостное возбуждение Элен передалось и Элу; оживление чувствовалось не только в ее словах и в румянце, оно исходило от нее самой какими-то невидимыми волнами. Элен была, как называют это французы, женщиной бальзаковского возраста. И она всегда вызывала у Эла чувство изумления и восхищения. Сколько раз он собирался пригласить ее поужинать, но всякий раз его что-то останавливало. Останавливало его то, что он чувствовал, как она относится к нему: как сестра к брату, а вовсе не как женщина к мужчине. Он интуитивно ощущал, что хотя и нравится Элен, но совсем не привлекает ее как мужчина, и это ощущение огорчало и сдерживало его. Но любуясь ею и размышляя о том, почему она не проявляет к нему как к мужчине никакого интереса, он, скорее автоматически, продолжал напряженно обдумывать, как добиться для нее наиболее выгодных условий контракта.

– «Доброе утро, Америка!», – задумчиво произнес он. – Это замечательно! По рейтингу они на два балла опережают «Пробуждайся, Америка!». Это вполне приличное количество зрителей. И несколько миллионов годового дохода. И волею случая я как раз сегодня встречаюсь за ленчем с Хэнком Романом.

– Кто такой Хэнк Роман?

– Продюсер телекомпании «Пробуждайся, Америка!».

– Но я-то участвую в программе «Доброе утро, Америка!» компании АМ/США… – в полном замешательстве сказала Элен.