Опустила голову, так, что клыки теперь касались его шеи. Зажат он сейчас крепко. В этом звере не меньше восьмидесяти килограммов, если не все сто. Недаром пса так боялся Рузаев. Косырев закрыл глаза, пытаясь как-то собраться, и вдруг услышал, шаги совсем близко, к нему бегут, и, кажется, бежит женщина.
— Варяг, не сметь! Варяг!
Голос этот он узнал бы из тысячи.
— Варяг, стой!
Наташа, подбежав, сразу же стала оттаскивать пса, схватившись двумя руками за ошейник. Пес поддавался не сразу; отходя на сантиметры, он продолжал все так же молча скалить зубы, не отрывая глаз от Косырева. Девушка изо всех сил упиралась ногами в землю, тянула на себя ремень:
— Варяг! Извините, пожалуйста, только лежите пока тихо! Варяг, я кому сказала? Ты что, не видишь, это свои? Извините, пожалуйста.— Она наконец оттащила пса.— Сидеть! Варяг! Сидеть, кому сказала! Ради бога, простите, я утром забыла его забрать1
Косырев посмотрел вверх. Небо сейчас было голубым голубым. Он подумал, что жизнь прекрасная штука. Медленно встал. Разглядывая стоящую рядом Наташу, понял, как ему стыдно. На Наташе сейчас были все те же выцветшие брюки; вместо синей тенниски болталась, скрывая худобу, просторная серая кофта. Лицо ее казалось испуганным и серьезным. Она на мгновение повернулась к нему и тут же, уловив движение пса, подняла руку. Собака присела, прижав уши.
— А ну, иди домой!' Сейчас же иди, кому сказала? Быстро!
Она отпустила ошейник. Пес медленно, будто ничего не случилось, затрусил к дому. Поднялся по пригорку.
Они шли за ним. Когда Варяг лег у крыльца, Наташа строго сказала:
— Лежать, ясно тебе? Лежать!
Пес уткнулся мордой а землю, будто показывая, что ему сейчас все совершенно безразлично.
Наташа откинула волосы:
— Знаете, Валерий Андреевич, он у нас просто приучен все охранять. Срубы эти никому не нужны, они пустые. А он, видите, охраняет. Я его на ночь сюда пускаю, пусть побегает, ему хочется. Он вообще-то хороший пес. Да тут из чужих и не ходит никто, только свои. Все они про него знают. Вы не сердитесь?
Нет, он и не думает сердиться...
— Не сердитесь, Валерий Андреевич. Вы к нам по делу?
Косырев, пытаясь скрыть смущение, усиленно отряхивал брюки. Сказал не глядя:
— В общем, да. Где Николай Дементьевич?
— Он осматривает заказник. А я ягоды собирала. Варяг, сиди!
Наташа смотрела на крыльцо—там валялась корзинка с рассыпанными ягодами. Варяг, заметив ее взгляд, поднял голову. Наташа повернулась к Косыреву, угловато приподняв одно плечо. Ее привычный жест, подумал Косырев.
— Рассыпалось все. Ничего страшного. Я бросила на ходу. Как поняла, что это вы!
Она стала собирать ягоды.
— Вы — поняли? А как это вы поняли?
Наташа накатила на ладонь очередную порцию ягод, улыбнулась:
— Ну что вы, это же очень просто. По звуку мотора. Я еще в лесу, когда ягоды собирала, догадалась, что это вы.
— А вдруг не я? Ведь таких моторов много?
Наташа встряхнула корзинку:
— Что вы. Они же все разные. И потом, я ведь этот мотор раньше слышала.
— А-а,— протянул Косырев. Так, будто для него безошибочно узнавать каждый мотор по слуху было самым обычным делом. Он бы, наверное, никогда не отличил по звуку два мотора одной марки. Ну да, она ведь училась в музыкальном училище, у нее должен быть отличный слух.
— Ну вот и все. Полная.— Наташа приставила корзинку к стене и посмотрела на Косырева, будто спрашивая: я еще нужна? Что же ей сейчас сказать, подумал он. От стоящей рядом большой сосны, вниз, к ближнему, прижатому к основанию пригорка срубу тянулся телефонный провод. Косырев посмотрел на него, спросил:
— Там что, и аппарат есть?
Ему показалось, что Наташа думает сейчас о чем-то своем. |