Было холодно, он прижался к собаке, потом снял с руки часы, застегнул их Верному на ошейнике и легонько толкнул его:

— Иди… иди… к ребятам, в Избяное… ну!

Пес смотрел на него и вилял хвостом.

Медучин вспомнил, что от человека, если он вылезает из теплого кукуля на мороз, должен идти пар, и оглядел себя. Ему стало страшно.

«Почему не идет пар? Почему, ведь я еще живой!»

— Жи-во-ой! — крикнул он.

Верный встрепенулся и побежал. Оглянулся, опустил голову и стремглав бросился в кусты.

Последнее, что виделось Медучину, — много белого снега, и много больших белых солнц, и белое лицо большой женщины, удивительной, как большая рыба.

* * *

Ребята нашли его не скоро. Палатка и спальный мешок были разодраны… Это постарался медведь-шатун, не успевший залечь до октября. Ребята проверили карабин, патроны все были целы — выстрелить Медучину не удалось.

Совершенно секретное дело о ките

1

…Вот и обед близится к концу.

На второе нерпичья печень. Мурману порция побольше, не скоро ему доведется ее попробовать, пусть потешится, чтоб не забывал.

За столом кают-компании все пятеро. Начальник маяка Иванов, радист Мурман, повар Анастасия — жена Иванова, электромеханик Слава Чиж и старик Пакин — старший механик маяка.

— Ну что же, в последний раз мы вот так все в сборе, — поднял стакан Иванов, — хорошей тебе погоды, счастливо долететь, пиши… извини, если что не так, на базу я дал радио, чтоб тебя отметили в приказе, глядишь, и премию получишь, работал ты, хорошо, Ну, да чего там, поехали… с печеночкой очень хорошо пойдет.

Он опрокинул стакан, все вздохнули и тоже опрокинули. Все, кроме Насти, ей нельзя, она непьющая, ей шампанское можно — пригубила чуть-чуть.

Всем грустно, ничего не поделаешь.

Вот и чай закончен, все с тревогой ждут заключительного ритуала — «полярной пятиминутки». На полярных станциях этого побережья существовал обычай — отъезжающему насовсем давалось время высказать каждому в глаза, что он о нем думает, всю правду. Женщины на «пятиминутку» не приглашались.

Настя убрала посуду, ушла.

Мужчины остались одни.

— Ну? — спросил Иванов.

Мурман молчал.

— Может, еще по одной, а? — спросил дед Пакин. — С чаем-то исповедоваться — совсем грех…

— И то дело! — поддержал Чиж.

Иванов сходил на кухню и выставил бутылку. Алекс всем разлил. Встал, вздохнул полной грудью, как в темный омут вниз головой бросился.

— Ну что же, раз решили соблюдать северный обычай, пусть так и будет. — Сел, положив на стол тяжелые руки, задумался.

— Самый симпатичный мне из вас — Иванов. Не потому, что начальник, не подумайте. Сейчас он не начальник для меня, да и вряд ли когда нас жизнь еще сведет вместе. Хорошо было с тобой, Семен, Анастасию только зря ревновал. Я знаю, знаю, дело прошлое…

Он снова всем налил.

— Тебя, Славик, терпеть не могу. Не мог все время. Раздражаешь ты меня. С удовольствием начистил бы тебе личико, но ты физически сильней… Вот ты все интеллигентом хочешь стать, костюмы по радио заказываешь, галстуки получаешь с материка, журнал мод выписываешь. Зря это… Ничего из тебя не получится. И никакие тебе костюмы и журналы не помогут. Интеллигентность — это вот здесь, — он постучал по голове, — вот здесь, — он постучал по левой стороне груди… — Это дается с рождением, с воспитанием.