— Ребус я решил, — скромно сказал Панин. — Брюки по-немецки — «хозе», очки — «бриллен», лифчик — «бюстгальтер». Последнее слово я делю на два корня: собственно «бюст» и глагол «халтен» — то есть, держать. Ну, еще мы имеем слово «август». Давайте теперь расположим эти слова так, чтобы в их сочетании был смысл.

— И?

— Если вспомнить, как бандиты именуют бриллианты — а используют они слово «брюлики», — содержание сообщения понятно. Хозе держит брюлики в бюсте Августа!

Кто-то передал кому-то эту информацию.

— Ну вы загнули, голубчик! — сверху сказал Татарников. — А кто такой этот Хозе?

— Вот это нам предстоит выяснить! Вероятно, скупщик краденого.

— А почему слова по-немецки?

— Так я на других языках тоже попробовал, ничего не получается.

— Бред, извините, какой! — сказал ему сверху Татарников. — Немецкое послание про испанца Хозе.

— А вот мне пришла в голову действительно простая мысль, — выступил Волобуев в роли следователя.

— Послушаем, — Панин обиделся за своего Хозе и слушал придирчиво. — Послушаем вашу версию.

— Зададимся вопросом, что общего между очками, бюстгальтером, штанами и месяцем?

— Что же?

— Принцип двоичности, — торжественно сказал Волобуев. — Два стекла на двух глазах, две штанины для двух ног, две чашки для двух грудей.

— А месяц август здесь при чем?

— Второй месяц года.

— Да вы что такое городите! Август всегда восьмым был! Февраль у нас второй по счету. — Татарников сказал сверху.

— Ах, как же это я… — Волобуев опечалился, ему очень нравилась версия с принципом двоичности.

— Вы еще не посчитали, что рельсов под локомотивом тоже пара, — заметил сверху Татарников. — Этот факт вам поможет, для вашей теории пригодится.

— Далеко вы с вашей двоичностью уйдете! — Панин был рад неудаче Волобуева. — Напрасно вы от моей концепции отказались. Хозе, кстати, довольно распространенное имя…

— Эх, обидно, — сказал Волобуев, — а я уже решил, что кому-то посылают сигнал: «два!».

— Что — «два»?

— Ну мало ли. Просто «два». Тот, кто получает сигнал, знает, что к чему. Может, это значит, что деньги во втором купе. Или еще что. Кстати, не исключено, что месяц август выдрали из блокнота по ошибке — собирались выдрать странички с февралем. Нет, напрасно вы мою версию отвергаете!

— Что нам с вашей версией прикажете делать? — Доценты разгорячились, сидели друг против друга красные, руками размахивали.

— Знаете что, Сергей Ильич, — сказал я. — Поезд придет на Московский вокзал через сорок минут. Вы уж давайте, поднатужьтесь, придумайте что-нибудь. Без штанов нам никак нельзя на конференцию.

— Да как-то и не знаю, что сказать, — с верхней полки отозвался Татарников. — Слишком просто все.

— Ничего себе просто! Голову сломаешь!

— Просто, голубчики, просто. Я вот сразу себя спросил: «Как это так — построил железную дорогу Николай Палкин, а поезд называется по имени Александра Освободителя». Что-то странное мне здесь почудилось.

— Николай построил только первую ветку, — Панин ответил, — с тех пор уж столько всего понастроили.