— Так что, — не удержался я от вопроса, — и сената у нас нет, так получается?

— Знаете, мы все-таки недостаточно с вами выпили, чтобы я на этот вопрос ответил. Вот пропадет у нас сенат, пошлют вас искать пропажу, тогда приезжайте — поговорим. Бутылку «Гжелки» только прихватите — и милости прошу.

— Еще «Русский стандарт» хорош, — заметил я, а про себя подумал, что в следующий раз куплю Татарникову бутылку подороже. В конце концов, старик заслужил, что ж мы с ним все дешевую водку хлещем. — Если у нас сенат пропадет — для такого случая я «Русский стандарт» прикуплю.

— Бросьте, голубчик! — Историк отхлебнул из стакана, подумал и сказал немного печально: — «Русский стандарт» — это очередная фикция. Стандарты у нас теперь мировые. Везде одно и то же.

Карта вин

Меня пригласили на открытие «Набоба».

То есть не совсем так: главный отдал мне свой пригласительный; на открытие ресторана, разумеется, звали только своих — рядовому журналисту путь туда заказан, а вот главного редактора крупной газеты они не прочь накормить. Приглашение было на два лица. Поскольку редактор отдела культуры Оксанка Коваленкова последнее время меня игнорирует, а все внимание отдает Сереге-фотографу, — я подумал, что воспользуюсь случаем и развлеку соседа по лестничной клетке. Надо позвать в ресторан Татарникова, пусть старик выпьет на халяву. Дороговизна спиртного была постоянной темой наших с ним разговоров.

Я ожидал, что Татарников изобразит гордость: дескать, не пойду к буржуям, мне моей яичницы хватает. Однако Сергей Ильич, против ожидания, оживился:

— А что, и коньяка нальют? И «Русский cтандарт» у них есть?

— Даже сомневаться не приходится.

— А «Суздальская особая»?

Я заверил Татарникова, что он сможет попробовать хоть двадцать пять сортов водки, и мы тронулись в путь.

Кеша Паршин, больше известный под кличкой Флорентиец (отличался необычной для его среды тягой к прекрасному; опера рассказывают, свой первый особняк он купил именно во Флоренции, что не вполне типично для вора в законе), открывал уже пятый ресторан в Москве.

Разумеется, ни намека на индийскую кухню: Кеша предпочитал средиземноморские продукты; слово «Набоб» просто выражало для него крайнюю степень роскоши; поговаривали также, что в названии ресторана Кеша увековечил свой триумф над бывшим компаньоном Бобом Коптевским; легко вообразить, что именно со словами «На, Боб!» Флорентиец всадил в товарища отвертку. С отверткой в печени и нашли Боба в загородной сауне. Отвертка, кстати сказать, была итальянского производства, но след этот никто не взял — вроде бы нити вели к Флорентийцу, но улики сочли недостаточными.

Все это я рассказал Татарникову по дороге.

— Значит, Флоренцию любит, — сказал Татарников и почесал лысину, — все, что вы рассказали, действительно указывает на кровное родство Кеши с семейством флорентийских Медичи.

— Как это? — А так, можно не опасаться, что отравят. Травили венецианцы, это у них было возведено в ранг искусства, а флорентийцы — люди попроще: пользовались кинжалом и шпагой. Отверткой — в самом крайнем случае.

— А как же Екатерина Медичи, отравительница? — Историю я знаю плохо, но роман «Королева Марго» читал не раз и мнение о Медичи составил.

— Бедная женщина! — пожалел Татарников. — Попала на чужбину, пришлось выкручиваться. Муж размазня, рано овдовела, вокруг интриги. Кое-как переняла обычаи чуждой земли.