— Любопытно бы знать, какую поэзию натуралисты находят в цветке? Что видите вы в микроскоп, когда подложите туда кусочек растения?
— Растительные клеточки.
— Растительные клеточки! Скажите, как поэтично! Я уж представляю себе, как вы, сидя над микроскопом, затягиваете трогательный гимн:
— Брависсимо! — рассмеялся Ластов. — Но шутки в сторону: растительные клетки — вещь очень интересная. Проследив зарождение, развитие клетки, определив ее значение в каждой части растения, вы словно прозреваете, вам раскрывается новый, неведомый мир внутренней жизни растения: процесс питания, движение соков по жилам растения, обмен в них веществ, дыхание посредством устьиц на нижней поверхности листьев — все это для вас полно поэзии. Вам делается понятной эта трепетная жажда тепла и света, с которою цветок обращается всегда в сторону солнца: как сердце человека наливается и зреет под лучами любви, так растение созревает под живительным огнем солнца. Наблюдайте и любуйтесь! Здесь также жизнь, также поэзия. Поэт, с его тонким чувством, подметил эту жизнь, эту поэзию, но, следуя общей людской слабости — мерить по своей мерке, одушевил растение человеческими ощущениями: упоеньем и тоской. Это мило, но сказочно мило, наивно.
Мечтательно слушала Наденька поэта-натуралиста.
— Так после этого, — сказала она, — вы не только растение, но и всякое произведение природы, какого-нибудь червяка или букашку, должны находить прекрасным и поэтическим?
— Всеконечно. Что из того, что вам, может быть, неприятно съесть с малиной полевого клопа, проглотить муху или взять в руки таракана? Ведь не могут же некоторые люди есть землянику — разве она оттого что-нибудь дурное?
— А для вас тараканы то же самое, что земляника?
— Да чем же они не хороши? Если разглядеть их повнимательней, то нельзя не признать известной изящности в очерке их крыльев, в лихо-скрученных усиках. Они в своем роде также прекраснейшие произведения природы.
Наденька лукаво засмеялась.
— Хорошо же, примем к сведению.
XIV
ПРЕКРАСНЕЙШИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ПРИРОДЫ
За несколько минут до вечернего чая гимназистка удалилась в свою комнату поправить прическу. В окошко увидела она проходящую мимо, с блюдом земляники, Мари. Она подозвала ее к себе.
— Душенька, нет ли у вас здесь тараканов? Швейцарка посмотрела на нее с непритворным удивлением.
— Тараканов?
— Да, прусаков, в кухне, что ли?
— Нет, фрейлейн, мы слишком опрятны, чтобы у нас могли завестись эти грязные твари.
— Как различны вкусы! А я знаю одного господина, который от них без ума. Так не достанете ли вы мне их?
— Да на что же они вам?
— Это мое дело. После увидите. Достанете?
— Достать-то почему не достать? Здесь недалеко, у соседей…
— Так, пожалуйста, Мари. Да смотрите, побольше, полную коробку. И никому не сказывайте.
— На этот счет будьте покойны. Куда же прикажете доставить вам их?
— Да мы сейчас чай будем пить; вызовите меня.
— Слушаю-с.
Качая головой, швейцарка отправилась исполнять странное поручение.
За чаем Наденька была развязнее чем когда-либо, шутила с молодыми людьми, шушукалась с Моничкой. В дверях показалась Мари и кивнула ей головой. Гимназистка вскочила и торопливо последовала за нею из комнаты.
— Что ж, достали?
— Как же, вот…
Посланница подала ей небольшую коробочку. Наденька подняла осторожно уголок последней: оттуда высунулось несколько подвижных усиков.
— Отлично! Как я вам благодарна, Мари! Теперь еще одно: есть у вас свежее тесто?
— Да вы никак хотите из них пирог спечь?
— Угадали. |