— Ну да.

— А если цель ими не достигается? Тогда они распадаются сами собой.

— Это все парадоксы, софизмы!

— Ни то, ни другое, а строгая логика. Так, стало быть, и знай, что наш контракт для меня уже не существует, и я вперед не намерен избегать Наденьку.

— Ты серьезно это говоришь?

— Еще как: с сжатыми губами, с сдвинутыми бровями; в темноте тебе только не видно.

— В таком случае… До сегодняшнего дня я считал тебя человеком порядочным, благородным; теперь принужден изменить свое мнение!

— Ты позволяешь себе личности; но ты разгорячен, и на сей раз я не взыскиваю. Сегодня нам, видно, не сойтись, так лучше — разойтись. До свиденпии.

Он протянул оскорбленному руку. Тот не взял ее и, пробормотав: "Ладно же!" — отошел поспешными шагами.

Весело посвистывая, Ластов побрел следом. Не доходя до отеля, увидел он сквозь окружающую темь особу в кринолине, следовательно, женского пола, прислонившуюся спиной к ограде. Он хотел пройти мимо.

— Неrr Lastow, — послышался тоненький голосок таинственной особы.

Молодой человек остановился.

— Никак вы, Мари?

— Я-с…

Говорящая подошла к нему на полшага, и при помощи слабого света, падавшего из ближних окон, он различил черты молодой горничной.

— Простите меня, господин Ластов, — начала она, — но я, право, не так виновата, как вы, может, думаете…

— Виноваты? В чем это? Я вас не понимаю.

— Да вот я насчет тараканов…

— Ба! Так это вы имели любезность препроводить их мне в карман?

— Простите, ради Бога! Я ведь не от себя, а по неотступной просьбе младшей Липецкой…

— Великодушно прощаю! — отвечал, смеясь, Ластов и сделал вид, будто хочет обнять ее.

К удивлению его, девушка не тронулась с места, а только прошептала:

— Ах! Увидят…

— Темно, никто не увидит, — успокоил он ее и уже смело обнял и поцеловал ее.

Пылая и трепеща, как осиновый лист, она с любовью прижалась к нему.

— Милая моя, ненаглядная! — шептал он, целуя ее и в лоб, и в глаза, и в губы.

Робко отвечала она его ласкам.

— Так вы меня немножко любите?

— Много, вот сколько! — отвечал он, распростирая в обе стороны руки.

— Но я простая, вы — барин… Вы не можете любить меня искренне, как следует… За что же вам и любить меня?

— Как за что? Такую-то милую, добрую? Ведь ты не случайно встретила меня, ты нарочно обождала меня?

— Да-с, но я хотела только попросить у вас извинения за тараканов. Я не знала, что вы такой неудержимый…

И стыдливо припала она к нему. Он с нежностью погладил ее по разгоряченной молодой щеке. В верхушках дерев зашелестел ветерок. Девушка переполошилась.

— Ах, кто-то идет! Прощай, мой милый, бесценный!

Она исчезла в темноте. Простояв несколько времени, как ошеломленный, на одном месте, Ластов неверными шагами направился к отелю. Тихо поднялся он по лестнице и вошел в свой помер. Змеин с книжкою в руках лежал уже в постели.

— Ты откуда? — встретил он товарища, когда тот, бросив на стол трость и шляпу, опустился, тяжело дыша, на диван. — Красный, как из бани. Верно, плясали или в горелки играли?

— Да, то есть нет…

Но Змеин, не обождав ответа, углубился уже в свою книгу.

XV

ЕСТЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЕ НАБЛЮДЕНИЯ НАД УЛИТКОЙ И НЕОЖИДАННЫЙ ИСХОД ИХ

Сама судьба, казалось, взяла Куницына под свое крылышко, ибо на следующий же день доставила ему благовидный предлог к открытому антагонизму с его более счастливым соперником.