Впрочем, все — и обыкновенные мужики вроде Луконина, и прожженные блатари вроде Адама, и даже победители-«спортсмены» наверняка понимали: главные события еще впереди.

Так оно и случилось: уже вечером Хиля, который не захотел оставаться на «больничке» и вернулся на «хату» к своим обязанностям «смотрящего», получил «маляву» следующего содержания:

«Добрый час, братва!

Приветствуем всех достойных Арестантов. Здоровья, Радостей и Мира Дому Нашему.

Сообщили нам, что на хату вашу заехало пятеро борзых беспредельщиков, что не приняли они Наши традиции, нарушили Наши порядки, что начали драку на хате и подняли руку на смотрящего и братву.

Мы, Воры, не допустим беспредела в Доме Нашем. Негодяи теперь все на одной хате, и хата их объявлена со знаком минус. И каждый, кто встретит этих отмороженных скотов на сборках, пересылках, этапах и зонах, пусть поломает их поганые хребты.

За несправедливость ответствен каждый.

Всего Вам Хорошего, Чистого и Светлого. Пусть каждому из Вас улыбнется Удача.

С уважением ко всем честным Арестантам…….. — Воры Российские.

(Публикуется с соблюдением орфографии оригинала. По просьбе братвы автор не называл имена воров, подписавших это послание.)

По сути, «малява» была смертным приговором: все понимали, что после такого вердикта, вынесенного авторитетными ворами, «спортсмены» вряд ли доживут до суда, не говоря уже об этапе. Нет ничего страшней в сизо, чем «хата», объявленная «со знаком минус»; скорей всего негодяев будут выдергивать по одному в другие камеры, где их оправдания вряд ли заинтересуют братву. Ведь приказ «ломать поганые хребты» беспредельщиков наверняка получила вся Бутырка.

Да и не только она.

— Встать! Суд идет!

Почти любой обвиняемый, услышав эту фразу впервые, обычно вздрагивает. И Миша Луконин не стал исключением.

Да и обстановка, в которой ему пришлось выслушивать перипетии собственного уголовного дела, не располагала к оптимизму.

Луконин сидел на жесткой деревянной скамье в металлической клетке слева от судейского стола. Двое молчаливых охранников равнодушно скользили взглядами по публике, собравшейся в зале.

На этот процесс пришли лишь самые близкие: мать, несколько друзей со двора и его девушка — Наташа.

Последнее, как ничто иное, приободрило подследственного: значит, не забыла, значит, по-прежнему любит.

Сценарий этого суда ничем не отличался от тысяч других, проходивших в этом зале. Обвинение, упирая на прежнюю судимость по 213-й, «хулиганской», статье с отсрочкой приговора и на то, что подследственный не встал на путь исправления, потребовало максимального наказания.

Адвокат нажимал на то, что его подзащитный не взламывал машину, что уже провел в стенах сизо почти два месяца, а также на незначительную тяжесть преступления, чистосердечное раскаяние и положительные характеристики с места жительства и места работы.

Потерпевший, хозяин обворованной машины, четко подтвердил, что претензий к Мише Луконину не имеет и просит не наказывать этого молодого человека лишением свободы.

Мать то и дело всхлипывала, утирая платочком раскрасневшиеся глаза. Наташа, сидевшая к Мише ближе всех, бросала на него взгляды, полные любви и сочувствия.

— Суд удаляется на совещание, — устало произнесла судья — пожилая женщина с печальными глазами и захлопнула картонную папочку дела.

Спустя пятнадцать минут она огласила приговор: учитывая смягчающие обстоятельства, а также незначительную тяжесть содеянного и время, проведенное под следствием в сизо, «определить наказанием штраф в размере восьмисот минимальных размеров оплаты труда, освободив подследственного в зале суда…».