Но кого она могла бы полюбить? Никого, горько ответила себе Алена. Все они — дети. Слабые, несчастные, глупенькие дети. Мужчина — это тот, кто хотя бы встанет рядом, не говоря уже — чуть впереди нее. Закроет плечом. Положит на плечи руку — "не бойся, я помогу тебе".

Даже папа — не такой. Таких вообще не существует. Разве что в ее воображении. Даже непонятно, откуда взялся такой образ — из книг? Фильмов? Пятнадцатилетний капитан Дик Сэнд, Атос, Алексей Маресьев… В жизни Алена не видела таких мужчин. Валик, правда, успешно играл для нее что-то подобное. А она по неопытности не смогла распознать эту игру, хоть и ощущала фальшь. Но теперь-то она все понимает.

Но ведь был, был всегда где-то в дремлющем подсознании этот образ… представление. "Не правда ль, я тебя слыхала… ты говорил со мной в тиши, когда я бедным помогала или молитвой услаждала тоску волнуемой души?" Алена упивалась этими строками, потому что в них была — правда. Он жил где-то в ней, там, глубоко внутри. Как Пушкин мог понять это, ведь он мужчина? Как он догадался, что в ней, Алене… или в каждой женщине? Может быть, и в каждой… Есть такой вот образ. Очень сильный, зовущий. Но Алена не так глупа, и даже Валика никогда за этот образ не принимала.

Она свернула в проулок, уходя от реки. Здесь где-то недалеко Пряжка. Алена до сих пор не так уж хорошо разбиралась в ленинградских улицах… некогда было гулять.

Этот внутренний образ… Алена задумалась о нем. Она ведь очень хорошо его представляла, в подробностях. У него серые глаза, внимательные и цепкие. Лицо слегка ассимметричное — морщинка у левой губы глубже, чем у правой. Красивое лицо. То есть ничего особенного, наверное, с общепринятой точки зрения. Не красавец. Но очень приятное лицо, с узким твердым подбородком. Почему она представляла Его именно таким?

Неизвестно. Детские фантазии. Так сложилось.

Глупости какие, подумала Алена. И сказала себе назидательно: вот типичный пример того, как ожидание принца на белом коне… с серыми глазами и чуть ассимметричными складками губ… как это ожидание приводит к слому всей личной жизни, из-за слишком завышенных требований к мужчинам. Все это глупости, и это надо выкинуть из головы. Но… собственно, почему? Лучше думать об этом, о своих девичьих мечтаниях, чем вспоминать Валика или еще какие-нибудь неприятности.

Наверное, на летние каникулы надо будет выбраться домой, в Миасс… можно в горы сходить с палаткой. Или путевку взять какую-нибудь, на Тургояк. Хотя она и так месяц отработает на Белом море, а там тоже очень красиво и чудная природа. Но к родителям надо — так давно уже не виделись…

— Девушка, вы торопитесь?

Алена вздрогнула. Остановилась.

Здесь было темно и узко. Проклятье… дура, идиотка. Мама отчитала бы ее за привычку шляться в сумерках в полном одиночестве. И была бы права. Разве можно — в наше-то время?

Да ничего, это только подростки… Похоже, пьяные. Они шли со стороны Пряжки. Человек десять, не меньше. Парни с гоготом окружили Алену.

Или не подростки… Нет, постарше. Лет по двадцать большинству есть.

Девушка, а девушка… а покажи сиськи, — попросил один из гопников и протянул к ней руку. Алена отпрянула.

— Иди на фиг! — сдавленно сказала она, — а то как заору!

— Ты как разговариваешь, сука? — завопил возмущенный гопник, — а ну извиняйся!

Хлынули потоки отборного мата. Алена задрожала, и на глазах ее выступили слезы. Но дрожала она не от страха — от злости.