Он думал, что мог мне верить. А забрала даже это.
Почему тогда я не могла плакать?
Я оставалась в башне, пока не застучали зубы, и я пошла к коридорам внизу. Я замечала стражей и слуг местами, ни стояли в углах и у дверей, но не говорили со мной. Я дошла до гостевого крыла.
Было поздно, и я думала, там будет темно и тихо, но свет лился из открытой двери. Я замедлилась, приблизившись, это была комната Элламэй и Валиена, но слышались не только их голоса.
— … она не плакала, да?
— Она все еще в шоке, мы дадим ей время.
— Это просто необычно… она всегда так легко плакала…
— Не говорите обо мне, — сказала я из теней.
Голоса затихли. Скрипнул стул, Мона появилась у двери, и свет за ней делал ее тень длинной и тонкой.
— Джемма, — сказала она. — Пожалуйста, проходи к нам.
— Не хочу.
— Знаю, но мы хотим тебе кое-что сказать. И у нас ужин. Сядь у огня, в башне было холодно.
Я вспомнила стражей и слуг не на местах.
— За мной следили, — возмутилась я.
Она спокойно кивнула и взяла меня за руку, повела в комнату. Там было тепло, что окутало мои замерзшие пальцы рук и ног. Я с облегчением поджала их.
Элламэй сидел в кресле у камина, нога была на подставке, костыль стоял рядом. Валиен был возле нее. Арлен прислонялся к камину. Он был без повязки, и было видно шрам на левом глазу. Ро подвинулся на диване и похлопал по подушке рядом. Посередине был стол с тарелками, над которыми поднимался пар.
— Чай? — спросила Мона, сев с другой стороны от меня.
— Нет, спасибо.
Она подняла крышку с одной из мисок.
— Суп? Ничего тяжелого, хороший бульон с овощами.
— Мы не отстанем, пока ты не съешь что-то горячее, — добавила Элламэй.
Я не сомневалась.
— Тогда суп.
Мона налила тарелку и передала мне. Я обхватила ее пальцами, пахло вкусно. Петрушка, чабрец и немного чеснока.
— Мы набросали послание Ассамблее, — сказала Мона. — Написано шесть писем, но печати на них еще нет. Хочешь их увидеть?
— Нет, — сказала я, водя ложкой в бульоне. — Уверена, они хорошие.
— Ро и Арлен отправятся завтра утром, — сказала Мона. — Мой флагман сопроводит твой флот по реке и причалит в Лилу.
Я кивнула и сделала невольно глоток супа. Он приятным жаром окутал мой язык.
Последовала тишина. Мона сжала пальцы на коленях. Ро провел рукой по лицу. Они не говорили, Элламэй заерзала в кресле.
— Джемма, знаю, об этом тяжело думать, — сказала она. — Но если твои корабли уплывают, что-то нужно решать насчет тела Селено.
— Ты можешь похоронить его здесь, — поспешила сказать Мона. — Но не знаю…
— Он этого не хотел бы, — сказала я.
Еще одна неловкая пауза. Я сделала глоток супа. В бульоне были белые луковки, маленькие и сладкие.
— Просто… — начала Элламэй. — Твой народ строит гробницы, да?
Выступы на утесе, полные сгорбленных фигур, тени пустыни плясали на солнце, дым можжевельника уносил ветер. Мы с ним дважды стояли бок о бок у королевских гробниц в одежде, лишенной красок, слушали бесконечную молитву о мертвых. Оба случая были жуткими — в первый раз мы были потрясены внезапным сердечным приступом его отца, а во второй мрачно готовились к коронации, что была через пару часов после похорон его матери. Вместо можжевельника и тишины улицы были полны шалфея и радостного шума из-за коронации Седьмого короля. |