Кимон, безусловно, не откажет в помощи, возможно даже согласится послать флот с запасами пшеницы, чтобы накормить людей.
Сын Леонида чувствовал, что может обратиться за помощью, в которой он так отчаянно нуждался, даже к сыну Мильтиада, победителя при Марафоне.
Когда илоты отступили, Клейдемос упал на землю без сознания, и в таком полубессознательном состоянии он пролежал много часов, пока не пришел в себя от ночного холода. Его желудок болел, страдая от голода. Он решил вернуться в свой дом. Ему удалось разжечь очаг и испечь немного пресного хлеба в золе, затем он бросился на постель, совершенно измученный.
В середине ночи, когда он крепко спал, ему показалось, что он услышал стук в дверь. Он заставил себя проснуться; да, там кто-то был. Он вскочил, схватил меч, взял факел и открыл дверь, но никого не увидел.
— Кто там идет? — потребовал он ответа, разглядывая темноту.
Он спустился вниз по ступеням порога, чтобы посмотреть во двор, высоко поднимая факел, чтобы осветить пространство перед собой. Он бросил взгляд направо в сторону конюшни, а потом налево, освещая внешнюю стену дома.
Именно там он увидел человека, стоявшего неподвижно, в плаще, который закрывал половину лица, с повязкой через левый глаз.
Клейдемос был в полном недоумении, и от удивления сделал выпад мечом.
— Кто ты?
Человек протянул правую руку к краю плаща и открыл свое лицо в шрамах: Карас!
Клейдемос бросил меч и застыл, глядя на него, потеряв дар речи.
— Вот так ты встречаешь друга, которого не видел годами? — спросил Карас, приближаясь к нему.
— Я… — пролепетал Клейдемос. — Не могу поверить… совершенно не ожидал. О всемогущие боги… Карас… неужели это ты! Но твой глаз!
Однажды придет к тебе человек, слепой на один глаз…
Что случилось с твоим глазом?
Карас сбросил свой плащ с плеч и широко распростер объятия.
— О, мой друг, мой дорогой, старый друг… — сказал Клейдемос, крепко прижимая его к груди. — Я боялся, что никогда не увижу тебя снова.
…Он может снять проклятие с меча царя…
Они вошли в атриум, сели около очага, где Клейдемос снова разжег угасающий огонь.
— Во имя Поллукса… твое лицо! — сказал он, разглядывая черную повязку Караса и глубокие шрамы. — Кто сделал это?
— Криптии. Я согласился встретиться с Павсанием, когда он вернулся из Азии, а эфорам нужно было узнать, о чем мы беседовали друг с другом. Они пытали меня, могли бы и убить, но я ничего не сказал. Наконец, они убедились, что я ничего не знаю, и отпустили меня, возможно с намерением насадить своих шпионов повсюду в горах, чтобы не спускать с меня глаз и следить за каждым моим движением. В течение долгого времени мне приходилось скрываться, но сейчас настало время заставить их заплатить за все раз и навсегда.
— Я только что прибыл из Мессении, — сказал Клейдемос. — Я видел Антинею и Пелиаса.
— Знаю, я увел твою мать обратно в горы.
— Я слышал, что сегодня илоты напали на город.
— Правда, но их заставили отступить. Они не захотели послушаться и двинулись слишком поспешно, поставив под угрозу все планы. Они понесли ужасные потери, многие погибли, еще больше раненых. Им нужен кто-то, кто мог бы руководить ими… — Карас поднял голову, и его глаз блеснул в отблесках пламени. — Пришло время и для тебя, ты должен выбрать свой путь, Талос. Боги объявили свою волю.
Он произнес с ударением:
— Он повернул свою спину к людям бронзы, когда Эносигей потряс землю Пелопа. Боги опустошили эту землю землетрясением… это знамение.
Клейдемос закрыл глаза. |