Осталось только проверить на злокачественность. Что ж…

Я сделал глубокий вдох.

Приступим!

Два режима «анализа» наложились один на другой. Мой взгляд устремился глубоко в ткани новообразования. И у меня получилось. Я действительно мог приблизительно понять, есть ли среди клеток атипичные. И спустя две минуты утомительного и тяжёлого в плане затрат жизненной энергии осмотра, я нашёл ИХ.

Раковые клетки.

Не так уж и много, но они уже очень близко к сосуду. Не повезло. Тератома начала злокачественную трансформацию совсем недавно. Если бы пациент обратился месяц назад, может быть, мы смогли бы удалить только саму тератому. Только капсулу и охваченные ей ткани.

— Но придётся удалять яичко, Ясуда-сан, — сказал я. — Приступаю к правосторонней орхиэктомии.

— Стойте, Кацураги-сан! — воскликнул Ясуда Кенши. — Зачем вам это? К чему? Не стоит этого делать. Думаю, Кишибэ Банджо ошибся. Ну сами взгляните, какая ещё онкология? Тератома совсем небольшая, она не могла успеть малигнизироваться — то есть, стать злокачественной.

— Ясуда-сан, а вы не подумали, что будет, если мы ошибёмся? — спросил я. — Вдруг в процессе удаления часть атипичных клеток попадёт в кровоток? Где мы их потом найдём? В лёгких? В мозге? Почему вы так прицепились к этой органсохраняющей операции. Уверены, что оно того стоит?

— Кацураги-сан, я-то может, и не уверен, — замотал головой Ясуда Кенши. — Но уверены ли вы? Ведь все ваши действия будут подписаны моим именем.

Заведующий хирургией вёл себя очень странно. Я не привык видеть Ясуда-сана таким. Он, конечно, уже показал своё безрассудство, однажды придя на работу с тяжёлой формой сальмонеллёза, но всё-таки… В этой ситуации крылась какая-то особая мания.

Главное, чтобы опять Макисиму Сакую звать не пришлось. Хватит с меня сегодня психиатров.

Анестезиолог — молодая девушка напряжённо наблюдала за нами. Она не знала, как реагировать на наш спор, а потому просто не вмешивалась.

— Ясуда-сан, даю вам пару минут — подумать, — сказал я. — Вы знаете о моей тайне, — намекнул на «анализ» я. — А значит, я могу утверждать на все сто — Кишибэ Банджо прав. Яичко придётся удалить.

Ясуда замолчал.

Я дал ему возможность подумать, а сам перевёл взгляд на рыжеволосую девушку, которая выступала в роли анестезиолога. Её руки, покрытые множеством татуировок, напомнили мне о моих русских коллегах. Никогда не понимал, с чем это связано — совпадение или какие-то элементы культа, но почему-то все знакомые мне анестезиологи всегда забивали татуировками руки. Естественно, только молодые. Врачи старой школы себе такого не позволяли. Но молодые — все, чуть ли не поголовно покрывали свои руки рисунками.

Анестезиолог, заметив мой взгляд, приветливо улыбнулась.

— Хорошо, Кацураги-сан, я согласен, — тяжело вздохнул Ясуда Кенши. — Делайте, что считаете нужным.

Странно, но его голос звучал обиженным. С какой стати ему на меня обижаться, я понять не мог. По какой-то причине эмоции взяли над ним верх. И теперь я был поистине счастлив, что принял решение оперировать самостоятельно.

Правда, оставалось одно «но». Оно для меня было куда менее важным, чем здоровье пациента, но на подкорке эта мысль всё же сидела. Боюсь, что Ясуда Кенши может расстроиться из-за моего решения — пойти против его хирургической тактики и не зачтёт мне экзамен. Не думаю, что такое произойдёт. Всё-таки Ясуда сам познакомил меня с программой «Хиджиката-Медикал» и убедил пройти курс хирургии.

Но такой риск оставался.

— Продолжаем операцию, — сказал я. — Вывожу яичко и семенной канатик.