Дело в том, что монарх был в своем праве — гвардия подчинялась только ему, и отменить распоряжение о переброске в Иркутск мог отдать только главнокомандующий. Но военный министр Арчегов находился сейчас в Москве, связаться с ним не имелось ни малейшей возможности — телеграфная линия под Омском была разрушена.

Михаилу Смирнову в голову поневоле закралась здравая мысль, что такое совершено специально, обстрел начали сами сибиряки по прямому приказу графа Келлера, монархиста до последней капли крови. А значит, переворот задумывался давно, и теперь начался последний этап его реализации.

— Что мы можем сделать, господа?

Тишину нарушил голос старшего Пепеляева — министр внутренних дел и исполняющий обязанности премьера первым среди них озаботился принятием экстренных контрмер.

Жандармы из ГПУ умели работать, да и монархистами не были еще по прошлой своей работе, так как прекрасно видели, что страна скатывается к революции именно из–за самодержца.

Того самого, который в силу своей недальновидности, если не сказать глупости, прилагал к этому не меньше усилий, чем самые махровые противники царского режима. Если не больше.

— Михаилу Александровичу мало того урока, что получил его старший брат? Решил взять власть в свои руки полностью? Опираясь на верные лично ему штыки?

Начальник Генерального штаба генерал–лейтенант Болдырев заговорил тихо, но казалось, что эти вопросы он задает не собеседникам, а самому себе, ища ответ совсем не на них.

— Начинать стрельбу в городе глупо, мы будем лить воду на мельницу наших врагов!

— Вы правы, Василий Георгиевич, но что мы можем предпринять в данном случае? Я могу приказать маньчжурцам занять набережную у прогимназии Гайдука и выставить пулеметы. Тогда гвардия по понтону не перейдет через Ангару на эту сторону…

— А лейб–егеря из Знаменского ударят в спину, Анатолий Николаевич!

— Егерям через Ушаковку нужно идти. Мои казаки перекроют им мостики по речке и выход на берег, — усмехнулся атаман Оглоблин.

— Господа, вы в своем уме? Простите меня, но устраивать побоище в городе я не позволю! Это же страшнее декабря семнадцатого года будет! Даже в прошлогоднем декабре почти без крови обошлось. А тут такое может быть, — Пепеляев–старший вскочил со стула, даже стекла очков, как показалось всем, гневно засверкали. — И вы о таком спокойно говорите?! А уверены ли вы, что ваши солдаты и казаки выступят против законного монарха? Ведь как ни крути, но Михаил Александрович избран Земским собором!

— И давал клятву при этом, которую сам и нарушает, — генерал Оглоблин усмехнулся. — А мои казаки выступят, тут у меня ни малейшего сомнения. Мы полвека при царях пасынками были, а Сибирское правительство все наши чаяния за неделю удовлетворило, и даже больше дало. И военный министр наш, из казаков, и присягу мы правительству и народу сибирскому и российскому давали, и лишь потом царю — не прежняя она, когда только одному самодержцу и императорской фамилии присягали. Так что выступят казаки, не сомневайтесь!

— Маньчжурцами командует майор Огата, что вместе с генералом Арчеговым чехов в Глазково атаковал. Вчера я с полковником Фукудой разговаривал, как бы в шутку о возможном перевороте рассказал…

— И что, Анатолий Николаевич?

— Фукуда пообещал помощь, но отнюдь не шутил, хотя и улыбался, как они все любят! Сказал, что если мои батальоны с Военного городка выступят, то японцы присоединятся.

Все собравшиеся переглянулись — в Заиркутном городке дислоцировались три запасных батальона 1–й Сибирской дивизии с учебным артдивизионом, а также японский батальон, прибывший из Забайкалья.

Сила мощная, но вот дадут ли ей гвардейцы возможность перейти через Иркут по мосту.