— У вас свободно? А то этот молодняк меня достал!

Леший поднял голову. Перед ним стоял загорелый хмырь из-за соседнего столика. В руках бокалы с пивом — штук десять, наверное. «Ну и лапы», — подумал Леший.

— Свободно, — сказал он. — Я тоже скоро ухожу.

Хмырь кивнул и уселся, отгородившись бокалами. Леший глянул на соседний столик — никто там почему-то больше не смеялся, молодые парни и девчонки, корчащие из себя крутых диггеров, явно погрустнели.

— Чего ты им сказал, что они скисли? — от нечего делать спросил Леший.

— Так… Рассказал одну историю, — нехотя процедил хмырь и залпом выпил свое пиво.

Леший пожал плечами и отвернулся. Рассказал, и рассказал, дело хозяйское. Он с сомнением глянул на свой четвертый бокал. Что-то уже и не так хотелось, настроение пропало. Пойти домой, что ли? Последние два дня он усиленно наводил порядок после визита неверовских: мыл и драил, пылесосил и проветривал, изгоняя их жестокий дух и злобные флюиды. Но что-то, по-видимому, все-таки осталось… Короче, идти домой не хотелось еще больше, чем не хотелось пива.

— Они в «Камеру пыток» собирались, — неожиданно подал голос сосед. — Пятнадцать пива, три водки на семерых и по бутылке джин-тоника с собой…

В руках у него оказалось яйцо, он легонько пристукнул по острому концу, словно уронил чугунный указательный палец, и скорлупа тут же раскололась.

— И по бутылке джин-тоника, — повторил он. — Это у них вместо фонарей и тросов…

«Камера пыток» находилась в известковых каменоломнях на Берсеневской набережной. По легенде, там допрашивал заговорщиков сам Малюта Скуратов. Один из самых посещаемых объектов подземной Москвы, — хотя новичкам, особенно подвыпившим, соваться туда, конечно, нечего.

Леший глубокомысленно промычал под нос: «Бывает…»

— Я отговаривал было, а они только пуще заводятся. — Хмырь деловито очищал яйцо, бросая скорлупу в пустой бокал. Когда он успел опустошить этот бокал, Леший не заметил. — Тогда я им байку про Белого Спелеолога рассказал. Подействовало… Остыли мгновенно. И даже расстроились. Особенно девчата. Уж очень им Спелеолога этого жалко…

Леший знал много баек, но там в основном фигурировал черный цвет — Черный Альпинист, Черный Человек, Черный Диггер. Про Белого Спелеолога он не знал, да и знать не хотел.

— Это у нас в Керчи такой случай был, — пояснил хмырь. — Секретарь райкома, короче… его дочка и хлопец Паша. И горшок серебра сарматского. Ну? Не слыхали?

Леший вздохнул. Пора идти, наверное.

— Слыхал, — соврал он.

Хмырь неожиданно протянул через столик загорелую, похожую на черное узловатое бревно руку:

— Миша.

Ладонь и в самом деле была размером с лопату. Лешему вдруг вспомнились неверовские хлопцы-удальцы. А что, если?.. Но руку пожал.

— Алексей.

— Очень приятно. Давайте за знакомство, что ли…

Хмырь по имени Миша обернулся, что-то ища, но, видимо, не нашел. «А-а, вспомнил. Один момент…» Поднялся, прошел к соседнему столику и снял со спинки стула видавший виды рюкзачишко. Что-то сказал грустным неофиткам, вызвав на их лицах вспышки нежного румянца. Вернулся, достал из рюкзака две банки «Гиннесса» и выставил их на стол.

— Во. Чуть не забыл… Пили такое? Оно дорогое и хлебом пахнет. Угощайтесь, Алексей…

Миша держался очень уважительно, и Лешему это нравилось. Хотя, с другой стороны, настораживало: вежливость в их кругах была крайне редкой гостьей.