|
Зерцало тут же перестало отображать старушек веселушек, по нему побежали голубые волны и вот уже перед изумленным взором Ивана стали проступать очертания тронного зала царя батюшки Владемира, на котором происходило очередное заседание боярской думы. В ней произошли значительные изменения. Нет, состав остался прежний, только ряды оппозиции были увеличены до десяти человек, и возглавлял их уже поднаторевший в этом деле боярин Епишка, которого демократически переизбрали на второй срок. У всех без исключения бояр были всклокоченные бороды, на физиономиях сияли синяки, кое у кого не хватало зубов. Похоже, время для сеанса связи старушки выбрали неудачно. Царю батюшке было не до них, ибо в этот момент выступала оппозиция.
– А теперь, я хочу выставить этот… как его… имбычмент царю батюшке нашему! – Боярин Митрофан покосился на лидера оппозиции. Епишка одобрительно кивнул головой, не рискуя открывать рта, в котором осталось всего три зуба. – Что!!? – взревел Владемир, и попытался спрыгнуть с трона, но его удержал отец Онуфрий. – Дай народу спустить пары, – успокаивающе сказал патриарх. – Но за что импичмент? Отец Онуфрий, что-то прошептал ему на ухо. Царь батюшка побледнел. – Так, стрельцов вон! Стрельцы, застывшие у двери выскочили из тронного зала и торопливо прикрыли за собой двери. – Ну, если царица матушка про это узнает! – зловеще прошептал Владемир. – Да откуда, царь батюшка, – загомонил весь состав думы, который был, похоже, в курсе, о чем пойдет речь. – Оппожичия может продолжать? – прошамкал Епишка. – Валяйте, – раздраженно махнул рукой Владемир. Получив разрешение, боярин Митрофан продолжил с еще большим жаром. – Итак, оппозиция объявляет имбычмент царю батюшке за аморальное поведение. Надысь иду я мимо опочивальни, и слышу как там царь батюшка княжну Худоводворскую… – Я ее допрашивал! – рявкнул с трона царь. – …допрашивал, – согласился оппозиционер. – Ой, как он ее допрашива-а-ал… – Да ты что, совсем ополоумел? – сорвался с места боярин Бореслав, – и за это вот имбычмент? Да ежели наш царь батюшка акромя царицы еще и княгиню может, то значит он кобелина еще тот! Жеребец! Да мы за него все как один горой! – А вот оппозиция считает… – А вот мы ей сейчас зубы-то и пересчитаем! Кто-то вывернул из-под оппозиционеров лавку, и она полетела прямо в сторону зеркала, в которое пялился пораженный Ванюша. Старушки истерично взвизгнули и сделали дружный пасс в сторону связного устройства. Зеркало потухло. – Ить, чё твориться-то, Васильевна, – всплеснула руками одна старушка, – какими словами царя батюшку поносят! Ымбычмэнт! Будь я на его месте всех бы оттуда поганой метлой! – тут она перевела взгляд на таращащегося на них Ванюшу. – Матрена, наш идиет очнулся. Матрена, сухонькая, бойкая старушка, которая накануне заманила Иванушку в ловушку, подскочила к нему и дунула в лицо золотой пыльцой с ладошки. Веки Ивана потяжелели, и он вновь погрузился в сон. * * * Сознание вновь возвращалось к Ивану. – Матрена! Да разберись ты с ентой малахольной! Опять в дверь долбит. |
