|
– Я тоже, – бодренько побежал туда же дядя Паша, но быстро вернулся уже обутый и одетый. – Андреич, я пошел, мне срочно домой, – протянул руку и быстро вышел из квартиры. Отец не имел привычки расспрашивать, на том и забыли.
В понедельник утром отец отвез глухаря в зоопарк, а вечером пришел домой явно в хорошем расположении духа. Сели ужинать, тут позвонили в дверь. Пришла жена дяди Паши, тетя Оля.
– Андреич, я не знаю, радоваться или горевать, короче, Пашка сказал, что бросает пить и собирается ехать лечиться. В субботу, придя от вас, он только и сказал: «Ко всем приходит белочка, а ко мне пришел глухарь». Сегодня пришел трезвый с работы и сказал, что послезавтра уезжает лечиться на месяц, так что ты отпусти его, Андреич, с богом.
Отец молча выслушал, а потом все тёте Оле и рассказал, как сидели пили, как у нас в туалете глухарь оказался и что Пашка об этом ничего не знал. В общем, порешили дяде Паше ничего не говорить, пусть лечится, пусть не пьет, а про глухаря решили смолчать и всем, кто знал, строго-настрого запретили об этом говорить.
Со временем дядя Паша стал хорошим руководителем, дома всё наладилось, жена и дети были просто счастливы. Недавно меня пригласили на его 60-летие и выход на пенсию. Гуляли хорошо, а после ресторана все самые близкие поехали к ним домой. Сидели, веселились и тут, вместо тоста, я решил всё рассказать. Произносил речь в гробовой тишине. Когда я закончил, дядя Паша налил себе полстакана водки и со словами: «Вы мне всю жизнь испортили!» – выпил и ушел. Мне тоже пришлось уйти.
С тех пор дядя Паша со мной не общается, а тётя Оля звонит часто, говорит: «Иногда чуть выпьет, закурит и приговаривает: «Ну сволочи, ну гады». Но ты, Андрюша, не расстраивайся, всё образуется. Он считает, что вы ему жизнь испортили, а мы с детьми – что вы нам её подарили».
А я теперь и не знаю, что это мы сделали – благо для человека или украли у него что-то?
Рассказ
Со своими родителями она меня не знакомила, а я особо и не настаивал. Наш бурный роман перерос вскоре в очень близкие отношения. Шли дни, недели, быстро пролетели каникулы, пришла осень. Мы опять пошли в институт. Учиться мне приходилось теперь за двоих, так как Зина даже и слышать не хотела про «гамняшки». В один из выходных родители сказали, что едем в деревню собирать урожай и рубать птицу. Зина напросилась с нами. Кто в курсе, тот знает, как тяжело в один день переработать 50 голов птицы. Отрубить голову у курицы из нас могла только бабушка. Делала она это за сараем и вскоре принесла первые десять тушек. Обработать кипятком, ощипать, обшмалить, вспороть и очистить внутренности – это была наша работа. Бабушка села отдохнуть, сославшись, что очень устала. Но минут через десять с кряхтением поднялась и пошла делать свою работу дальше. Зинуля попросилась ей помочь.
– Куда тебе, барышня, ты там щас в обморок плюхнешься, и что потом мы родителям твоим рассказывать будем, а?
– Не плюхнусь, – уверенно сказала она.
– Ну, пошли, коль такая смелая.
Всем нам было интересно, чем закончится эта экскурсия, и мы через минут пятнадцать пошли тихонько подсмотреть. Заглянув за угол, мы увидели сначала бледную бабушку, а потом Зинулю, которая с диким азартом в глазах отрубала голову очередной курице.
– Всё, бабуль, десятая, – доложила она.
Бабушка, увидев нас, только и проронила:
– Упросила попробовать. Это она их всех, сама.
Отец посмотрел на меня как-то с жалостью, у мамы потекла слеза, а Зиночка, весело размахивая топором, засмеялась:
– Бабуль, тащи следующую партию!
В своём азарте она разрумянилась, стала просто неописуемо красивой. |