Результат неудачно выбранной стратегии выхода. Но огнестрельные раны головы выглядели хуже. Обрабатывая их, я не мог не вспоминать о Ван Нго Вене, лежащем на асфальте флоридского шоссе с развороченным пулями черепом.
Восемь часов. Небо снова очистилось, солнце светит, как будто смеясь дурацкой шутке.
Через полтора года явление повторилось.
— Ты выглядишь, как будто веру потерял, — сказал мне однажды Хаким.
— А может, у меня её и не было.
— Я не про Бога. Бога ты вообще никакого никогда не ведал. Я имею в виду веру во что-то другое, не знаю даже, во что.
Весьма туманно. Но при следующем разговоре с Джейсоном я, кажется, частично проник в смысл сказанного Хакимом.
Джейсон позвонил, когда я был дома. На мой основной телефон, не на тот, который я таскал с собой талисманом. «Привет!» — «Привет!» — И он мне настоятельно рекомендует включить ящик для идиотов.
— Зачем?
— Включи новости. Ты один?
Конечно, один. Хватит с меня всяких Молли, не надо осложнять последние дни. Пульт управления телевизором валяется, как и почти всегда, на кофейном столике.
На экране сразу выскочила какая-то многоцветная диаграмма под неразборчивый бубнёж какого-то многомудрого эксперта. Я выключил звук.
— И что это я там вижу, Джейс?
— Пресс-конференция из Лаборатории реактивного движения. Данные от последнего орбитального приёмника. Надо понимать, передал эти данные репликатор.
— И?
— Дела идут. — Я живо представил себе его улыбку.
Спутник наблюдения принял узконаправленные сигналы от нескольких источников из другой солнечной системы. Что означало созревание уже не одной системы репликаторных колоний. И издавали эти колонии уже не младенческий писк, а нечто осмысленное. По мере созревания и старения репликаторных колоний рост их замедлялся, но зато оттачивалось функционирование. Они не просто глазели на светило и собирали энергию, они анализировали излучения, рассчитывали орбиты спутников, используя свои кремнеуглеродные нейросети, сравнивали, взвешивали — соображали. Не меньше дюжины колоний прислали данные, для сбора которых их и направили в глубины галактики. Четыре повторяемых пакета данных в двоичном кодировании открыли нам следующее:
1. В наличии планетная система звезды с массой в 1,0 солнечную единицу (1,981 х 10<sup>30</sup> кг).
2. В системе восемь планетарных тел значительного размера (масса Плутона не дотянула до порога обнаружения).
3. Две из этих планет оптически пусты, то есть закрыты Спин-оболочками.
4. Пославшие информацию колонии включили режим репродукции, послав в космос пакеты репликаторов, передвигающихся с помощью реактивной силы кометного пара.
Джейсон добавил, что то же самое сообщение разослано другим колониям, менее зрелым, и что колонии-получатели соответствующим образом реорганизуют свою активность и усилят репродуктивную функцию.
Иными словами, мы успешно заразили галактику квазибиологическими существами Ван Нго Вена.
Которые продолжали процесс.
— Но что это нам сказало о «Спине»? — спросил я.
— Пока ничего. Но погоди, этот ручеёк информации скоро вырастет в мощный поток. И мы сможем составить Спин-карту нашего ближайшего звёздного окружения. А то и всей галактики. И сможем узнать, откуда взялись гипотетики, где они ещё развлекаются «Спином», а главное — что происходит с мирами, когда их звёзды выгорают.
— Но это ничего не изменит, так ведь?
Он вздохнул, как будто расстроенный моим глупым вопросом:
— Даже если не изменит, лучше знать точно, чем гадать на кофейной гуще. |