В конце сентября появлению этой небесной чехарды уже никто не удивлялся. Я провёл большую часть первого вечера перед телевизором, задёрнув шторы, не интересуясь небом, уставившись на экран, просматривая старый, предспиновский фильм из памяти телевизора. Интересуясь не сюжетом, а лицами людей, которые прожили жизнь без страха перед будущим. Людей, которые говорили о Луне и звёздах без иронии и ностальгии.

В это время запиликал телефон.

Не мой рабочий телефон, не шифровальная машина Джейсона. Трёхтональный сигнал я распознал мгновенно, хотя не слышал его уж несколько лет. Еле слышный трёхтональный гудок. Еле слышный, потому что мобильник находился в пиджаке, висевшем в прихожей, в одёжном шкафу.

Он успел продудеть дважды, а я уже вырвал его из кармана и сказал «Хелло», ожидая услышать незнакомый голос абонента, неверно набравшего номер.

Ожидая услышать чужой голос. Надеясь услышать голос Дианы. Надеясь и боясь.

Но услышал я голос мужской. Саймон, как я не сразу понял:

— Тайлер? Тайлер Дюпре? Это ты?

Я не раз слышал встревоженные голоса звонящих по экстренным случаям, поэтому сразу же ответил:

— Я, я, Саймон. Что там у вас стряслось?

— Мне не следовало тебе звонить. Но я не знаю, куда ещё обратиться. Не знаю местных докторов. А она так больна, так плоха, Тайлер! Я не знаю, что с ней, не зна…

И тут эти небесные бестии заглушили его голос оглушительным треском.

И больше ничего, кроме этого треска, услышать мне не удалось.

Четыре миллиарда лет от Рождества Христова

За Дианой следовали Эн, десятка два его кузенов и примерно столько же иных соплеменников, собравшихся в новый мир. Джала загнал всех в ангар, вернул гармошку ворот в исходное положение и отрезал наружное освещение. Вернулся полумрак. Диана обхватила меня рукой, я подвёл её ближе к одной из галоидных ламп. Ибу Ина раскатала на полу джутовый мешок, и мы помогли Диане улечься.

— Шум… — сказала Ина.

Глаза Дианы закрылись, как только она опустилась на мешок. Очевидно, ей не хватало сил даже на то, чтобы поднять веки. Я расстегнул блузку и начал осторожно снимать её.

— Мой саквояж…

— Да-да. — Ина послала Эна в конторку за обоими медицинскими наборами, моим и её. — Шум…

Диана вздрогнула и простонала, когда я начал отлеплять ткань от запёкшейся крови вокруг раны, но мне нужно было сначала увидеть, что предстоит обрабатывать.

— Какой шум?

— Шум в порту. Утром должно быть особенно шумно. Но там тишина. Абсолютная тишина.

Я замер. Да, она права. Портовый грохот стих, слышен лишь бойкий полушёпот племени минанг да приглушённая дробь дождевых капель на жестяной крыше.

Но главное сейчас не шум.

— Спросите Джалу, он-то знает, что случилось.

И я повернулся к Диане.

— Так, пустяк, — выдавила Диана сквозь сжатые зубы, не открывая глаз и морщась от боли. — Задело. Думаю, что просто задело.

— Пулевое ранение, Диана.

— Да… Реформазы нашли укрытие Джалы. Нам повезло, мы как раз уходили. О-о-о… — простонала она.

Она оказалась права, рана оказалась касательной, но её непременно следовало зашить. Пуля взбороздила жировую ткань над тазовой костью. Но я опасался, что ударное действие пули могло повредить внутренние органы. Однако крови в моче, как заверила Диана, она не заметила, давление и пульс при данных обстоятельствах внушали надежду на лучшее.

— Тебе надо принять обезболивающее, и я зашью рану.

— Шей, если надо, но я не хочу никаких наркотиков. Надо выбираться со свежей головой.

— Не могу же я шить тебя без анестетиков!

— Тогда что-нибудь местное.