Изменить размер шрифта - +
Может быть, мы обнаружим, что обречены, но зато узнаем, сколько у нас остаётся времени. Возможно, больше, чем мы ожидали. Не забывай, что мы работаем и в других направлениях. В частности, с архивами Вана по теоретической физике. Если представить Спин-оболочку как туннель, зажавший объект, ускоренный до субсветовой скорости…

— Да кто нас ускорил! Никуда мы не ускоряемся, ползём себе… кувырком, сломя голову… в неизвестное будущее.

— Расчёты дадут нам материал для сравнения с наблюдениями, и мы получим представление о силах, которыми манипулируют гипотетики.

— И что это даст?

— Пока рано гадать. Но я не верю в тщетность знания.

— Даже если мы обречены на смерть?

— Всё, что живёт, обречено на смерть.

— Я имею в виду гибель вида.

— Посмотрим. Я не верю, что «Спин» — всего лишь какая-то глобальная эвтаназия. У гипотетиков должна быть определённая цель.

Возможно. Но я осознал, что это уже из области веры, а веру я потерял. Веру в Большое Спасение. Во все его ипостаси. Вот мы в последний момент совершаем научно-технологический рывок — и планета спасена. Вот гипотетики изображают доброго дядю — и планета превращается в царство любви и мира. Вот Господь простирает длань — и все… ну, по крайней мере праведники… И прочий бред в том же роде.

Большое Спасение. Сладкий сон. Бумажный кораблик, соломинка утопающего. Не «Спин» искалечил моё поколение, а соблазны Большого Спасения.

 

Мерцание повторилось следующей зимой. На этот раз оно продержалось сорок четыре часа, после чего исчезло. Многие предполагали, что это какой-то феномен «небесного климата», непредсказуемый, но, по сути, безвредный.

Пессимисты указывали на то, что интервалы между явлениями сокращаются, а длительность их увеличивается.

В апреле мерцание продержалось уже трое суток и опять исчезло. Оно вызвало сбои в работе стратосферных линий связи, панику и волну самоубийств. В этот раз причиной паники было не то, что народ видел в небе, а отказ любимых телевизоров и мобильников.

Я перестал интересоваться новостями, но кое-что всё равно проникало в сознание: неудачи армии в Северной Африке и Восточной Европе, культовый переворот в Зимбабве, массовые самоубийства в Корее… Сторонники апокалиптического ислама выиграли выборы в Алжире и Египте. Какой-то массовый культ на Филиппинах обожествлял Вана как сельского святого, аграрного Ганди, и «под знаменами Ван Нго Вена» парализовал жизнь в Маниле всеобщей забастовкой.

Время от времени звонил Джейсон. Он прислал мне по почте мобильник со встроенным шифратором, «неплохой защитой от любителей взламывать пароль», — не знаю, кого он имел в виду.

— Похоже, у тебя развивается мания, — предостерёг его я.

— Мания не без основания, — усмехнулся он.

Конечно, если бы он собирался обсуждать вопросы национальной безопасности… Но мы щекотливых тем не касались, во всяком случае поначалу. Он спрашивал меня о работе, о жизни, о музыке, которую я слушал. Я понял, что он стремится воссоздать атмосферу общения двадцати-тридцатилетней давности, периода жизни до «Перигелиона», если не до «Спина». Джейсон рассказал, что ездил в гости к матери. Кэрол жила всё так же, по часам и по бутылке. Никаких изменений она не допускала. Прислуга содержала дом в порядке, всё чисто, всё на местах. «Большой дом» как будто закуклился от времени, сказал Джейсон. Как будто у него собственная Спин-оболочка. Ему там даже стало несколько не по себе.

Я спросил, объявлялась ли Диана.

— Диана перестала общаться с Кэрол ещё до гибели Вана. Ничего о ней не известно.

Быстрый переход