О других стационарах разное сообщают, но нигде тебе особенно не светит. У нас груды недостреленных, недоломанных, недогоревших, с инфарктами, с инсультами. Если бы не кордон копов, нас бы уже разнесли по кирпичику. Что с твоим пациентом?
Я сообщил о запущенном СПАССА и надвигающейся потребности в искусственных лёгких.
— Здрассте! Где это она умудрилась подхватить СПАССА? Впрочем, какая разница. Честно, Тайлер, рад бы тебе помочь, но нечем. У меня сёстры всю ночь под охраной копов следят за сохранением очередности, начиная с парковки, и даже моя личная заинтересованность ничего не изменит. До твоей больной даже на осмотр очередь не дойдёт раньше чем за сутки. Если мы через сутки ещё в живых останемся.
— Ладно, что поделаешь. Но ведь я сам врач, мне хотя бы дыхательную трубку, кислород, физиологического раствора…
— Тайлер, не хочу показаться чёрствым, но мы тут по лужам крови шлёпаем. Спасение умирающего от СПАССА, да ещё, по твоему описанию, безнадёжного… Введи обезболивающее, дай ей умереть спокойно.
— Мне не нужно, чтобы она умерла спокойно, мне нужно её спасти.
— О’кей… Но по твоему описанию я полагал, что её спасти невозможно. — Я услышал, что моего собеседника окликают. Разговор наш проходил сопровождаемый звуковым фоном человеческого горя.
— Мне нужно довезти её живой, нужна не койка в больнице, а лекарства и материалы, — сказал я, теряя надежду.
— Тайлер, извини, но ничем не помогу. Если у тебя больше ничего, то меня тут треплют.
Я лихорадочно перебирал варианты:
— Ладно, Колин, но где-нибудь я могу разжиться хоть чем-то?
— Гм…
— Что?
— Вообще-то я бы не должен тебе этого… У нас контакт с пригородной базой чрезвычайных ситуаций. Аптечно-медицинский центр «Новапрод» на северном выезде из города. — Он дал мне адрес и описал дорогу. — Охраняется национальной гвардией. Мы оттуда снабжаемся.
— Они меня впустят?
— Я позвоню, чтобы впустили. Предъявишь что-нибудь удостоверяющее…
— Пожалуйста, Колин, буду век обязан.
— Позвоню, если линия не лопнет, чёрт бы драл эту связь.
— Если чем-нибудь смогу отплатить…
— Да чего там… Кстати, ты в «Перигелионе» работаешь?
— Больше нет, но работал.
— Не знаешь, случайно, сколько ещё эта вся тряхомудия протянется? — Это он спросил почти шёпотом, и я услышал в голосе его усталость и, кажется, страх. — Пусть бы закончилось поскорее так или иначе.
Я извинился, сказал, что не знаю и что наверняка в «Перигелионе» тоже никто ничего не знает. Он вздохнул:
— О’кей. Дурацкое состояние. Пашешь, пашешь, а, может, всё коту под хвост. Стоит ли упираться…
— Честно, сказал бы, если бы знал.
Я снова услышал чей-то нервный голос, вызывающий Колина.
— Ладно, Тайлер, всего наилучшего. Пока.
Я успел его поблагодарить, и связь оборвалась.
До рассвета ещё несколько часов.
Саймон отошёл на несколько ярдов от машины, отвернулся, глядя на звёзды, и притворялся, что не вслушивался в мои переговоры. Я окликнул его и позвал в машину:
— Поехали.
— Что-нибудь нашёл?
— Вроде бы да.
Расспрашивать меня он не стал, но перед тем, как влезть в машину, вдруг дёрнул меня за рукав:
— Тайлер! Что это там, в небе?
Он указывал на западный горизонт, где примерно на пять градусов ночного неба растянулась слегка изогнутая серебристая линия. |