Эта подпольная эмиграция ничуть не походила на прежнюю мрачную, часто связанную со смертельным риском контрабанду людей в Европу и Северную Америку. Большинство нелегальных эмигрантов просто не хотели дожидаться своей очереди в жалких квотах программ переселения ООН. Они платили и получали то, за что платили. Команда относилась к нам уважительно. Многие из членов экипажа провели месяцы в Порт-Магеллане и ориентировались в его прелестях и пакостях, соблазнах и ловушках.

Матросы выгородили часть главной палубы под футбольное поле для детей, оградили его сетями. Группа пацанов гоняла мяч, иной раз перелетавший через сетку и пару раз угодивший в Джалу, очень этим недовольного. Джалу сегодня всё раздражало.

Я спросил его, когда произойдёт переход.

— Если верить нашему шкиперу и если не изменится скорость, то часов через двенадцать.

— Наш последний день на Земле.

— Не шутите так.

— Но ведь это буквально так.

— И потише. Моряки — народ суеверный.

— Пак Джала, чем вы займётесь в Порт-Магеллане?

Джала хмыкнул:

— Чем… Женским полом, конечно. Красавицами… а может, и уродинами. Чем ещё можно там заниматься?

Тут мяч снова перелетел через сетку и, как назло, угодил в Джалу. Рассвирепевший Джала прижал мяч к животу:

— Я вас предупреждал, чёрт возьми! Всё, игра закончена!

Пацаны прижались к сетям, завопили. Эн оказался самым храбрым. Он подскочил к Джале, потный, возбуждённый, дыша как паровоз. Его команда побеждала.

— Дай, пожалуйста.

— Мяч хочешь? — Джала вскочил, выпрямился, как будто разозлившись ещё больше. — Хочешь? Получай! — Он размахнулся и швырнул мяч за борт, в сине-зелёную пустыню Индийского океана.

Эн на секунду замер, потом тихо произнёс что-то на минанг.

Джала побагровел, размахнулся и влепил мальчику оплеуху такой силы, что очки соскочили с носа Эна и запрыгали по палубе.

— Извинись, — потребовал Джала.

Зажмурив глаза, Эн упал на одно колено, всхлипнул. Встал, отошёл за очками, снова насадил их на нос. После этого с очень серьёзным видом подошёл к Джале.

— Нет, — сказал он тихо. — Ты извинись.

Джала ахнул, выругался, замахнулся. Эн сжался.

Я перехватил руку Джалы.

Джала удивлённо повернулся ко мне:

— В чём дело?

Он попытался выдернуть руку, но я её не выпустил.

— Не надо, — сказал я.

— В чём дело? — возмутился Джала. — Я делаю, что хочу.

— Отлично, — согласился я. — Только не надо больше драться.

Джала задохнулся от возмущения:

— И это… И это после всего, что я для вас сделал…

Он снова глянул на меня. Не знаю, что он увидел в моём лице, не понимаю, что я сам ощущал в этот момент. Но что-то смутило Джалу. Рука его обмякла, сам он как-то расслабился.

— Стебанутые америкосы, забодай тебя ишак, — пробормотал он, повернулся к небольшой толпе детей и матросов и обиженным тоном объявил: — Пойду на камбуз. Хоть там найду покой и должное уважение.

И он двинулся прочь.

Эн всё ещё глазел на меня с разинутым ртом.

— Извини, — сказал я ему. Он молча кивнул.

— Мяч теперь уж не вернёшь, — добавил я.

Эн потрогал щёку, по которой его ударил Джала.

— Да ладно, — пробормотал он.

Позже, после ужина с командой, через несколько часов после перехода, я рассказал Диане об инциденте.

— Я сделал это как-то автоматически.