— Да.

Хотя мне в тот момент вовсе так не казалось. Плакать о разбитом сердце нынче не в моде, и я не плакала. Я сидела и думала, есть ли такая болезнь — рак души? Это когда душа разрастается и занимает слишком много места в человеке, отнимая его у других органов, а потом начинает болеть. Если есть, то я, наверное, нездорова, потому что душа у меня везде и потому что она болит. Я легла на диван лицом к стенке, а Касьян с Амишкой приползли и прижались ко мне мягкими теплыми боками.

Глава 7

Возможно, я пролежала бы так до самой своей голодной смерти, пребывая в прострации и ни о чем не думая. Но Касьян замяукал, а Амишка заскулил. Оказывается, настало утро, и один хотел есть, а другой гулять. Разве они были обязаны мучиться лишь потому, что их хозяйка — круглая дура? И я встала, и накормила их, и вывела во двор. А потом поехала на работу. Жизнь продолжается, хочу я этого или нет.

В «Сириусе» настроение почти у всех было бодрое. Исключение составлял лишь Олег, искоса бросающий на меня полные изумления и упрека взоры. Видимо, он не привык, чтобы при виде него женщин тошнило. Или считает сие несомненным признаком беременности? Это еще ладно. А что будет, когда он поймет, что теперь я, а не Леня, знаю его страшную тайну, а в дополнение к ней еще и другую — более страшную. Возможно, тогда и мне судьба уготовит безвременную кончину? Впрочем, у меня есть тайное оружие — фотографии. Стоит передать их Анатолию Анатольевичу, и Олег никогда больше не встретится на моем пути, а его преступление — идеальное преступление! — будет наказано. Только я этого не хочу.

Зато Витя, обнаружив, что между мной и Олегом пробежала черная кошка, сильно повеселел. От его вчерашнего дурного настроения не осталось и следа. Он долго и нудно повествовал мне о какой-то очередной книге, а я участливо кивала, думая о своем. Я пыталась заставить себя вернуться мыслями к первому и главному убийству. Итак, подозреваемых осталось всего двое — Зинаида Ивановна и Андрей. Интересно, что же я в таком случае делаю в «Сириусе»? Ответ прост — работаю. Раз уж взялась, должна довести документацию до конца.

Итак, Зинаида Ивановна и Андрей. Из них скорее он. Он был в городе в день преступления и скрывал это. Позвонить ему? Или… В конце концов, что я теряю? Только чувство собственного достоинства и ничего более. А осталось ли у меня достоинство после вчерашнего? Осталось ли у меня хоть какое-то чувство, кроме вечного, грызущего, отвратительного чувства долга? Я обещала, и значит, я обязана. А нужную страницу тетради я помню наизусть. Вот она.

«Андрей Михайлович Песков.

Иван Петрович Фадеев, майор, колония.

Павел Сергеевич Нецветаев, капитан, 7-е отделение милиции.

Чушка от Серого, пивной ларек, Вознесенский 14».

Седьмое отделение милиции располагалось в центре. Я вошла и попросила Павла Сергеевича. Меня послали в большую комнату, где стоял дым коромыслом и дружно галдело не меньше десятка людей. Я осмотрела их и увидела — он! Тот самый, который запечатлен на фотографиях Софьи Александровны вместе с Андреем. Лет тридцати пяти, довольно приятной внешности, невысокий и спокойный.

— Павел Сергеевич, — обратилась я. — Здравствуйте. Я хотела бы с вами поговорить.

— Добрый вечер. О чем?

— Об Андрее Пескове.

Брови милиционера поползли вверх, он обвел взглядом помещение и предложил:

— Давайте пройдем наверх. Там тише.

Мы поднялись на второй этаж и зашли в кабинет.

— Присаживайтесь, барышня. Как ваше имя?

— Надежда. Надежда Андреева. — Я машинально отметила, что куколкой, слава богу, меня здесь не назвали. Или мой внешний вид теперь не располагает к подобным прозвищам?

— Очень приятно.