Изменить размер шрифта - +
Передай запись по нашим каналам. Это бомба, ты и сама понимаешь, насколько важны эти сведения. Мы одним махом накроем огромную сеть. И это важнее таких пустяков, как отбытие срока в бельгийской тюрьме. В бельгийской, заметь, а не в гаитянской.

– Нет, Никита, подожди, – Анна замотала головой, – должен быть другой выход…

– Он есть, – согласился Платов. – Бельгийцы берут нас обоих. И давай не обсуждать приказы, офицер. Мне, кстати, плевать, что ты работаешь в другом ведомстве. Сбеги из этих подвалов. Ставки слишком высоки. Выйдешь на параллельную дорогу, лови попутку. Деньги, надеюсь, есть. Я буду молчать. О чем бы речь ни шла на допросах, буду молчать. Не знаю, как долго продержусь, может, день. За это время ты должна быть далеко. Ну все, родная, давай… – Он взял ее за плечи, крепко сжал. Анна задрожала, глаза заблестели…

Он медленно шел по коридору, стрелял в потолок – чуть с наклоном, чтобы штукатурка не сыпалась за шиворот. Кончились патроны, выбросил пистолет. Заричал: «Я один! Моя коллега уехала с полученными материалами час назад!» Логика с правдоподобием в этом утверждении сильно хромали, и в дальнейшем он не собирался на этом настаивать. Нужна пусть даже химерическая лазейка для Анны. Он стоял, расставив ноги, посреди широкого прохода и снова ничего не чувствовал. Ни отчаяния, ни досады. Одного лишь хотелось – выполнить задание до конца. Ставка больше, чем жизнь, или как там. Впрочем, на последнюю никто и не покушался. Фонари светили в затылок, в лицо, с двух сторон зажимали люди в штатском. Полиция держала оцепление. Мелькали в свете фонарей сосредоточенные, немного боязливые лица. Майору заломили руки, повалили лицом в грязный пол. Грима на лице сегодня не было, тросточка тоже осталась в прошлом. Он выворачивал голову, чтобы было чем дышать, терпел неджентльменское обращение. Труп Старчоуса в нише произвел впечатление. Агенты галдели, как сороки, но руки не распускали. Кто-то запнулся о магнитофон, подхватил с пола сумку Анны. Никиту схватили под мышки, погнали к лестнице. Он вертел головой, насколько позволялось, работал ушами. Агенты рыскали по подземелью, больше никого не нашли, во всяком случае, женщина голос не подавала. Его вывели на улицу, подтащили к машине – невзрачному вместительному фургону. Поодаль стояли полицейские машины, работали проблесковые маячки. Какой-то тип в черной куртке и в галстуке невежливо светил фонарем в лицо.

– Месье, с вами была женщина, где она?

Какой же это бальзам на раны! Он чуть не рассмеялся агенту в лицо.

– Месье, я же вам французским языком сказал, что я один. Да, со мной была моя коллега, но возникли срочные причины, и она уехала.

– На чем она уехала? – настаивал агент. – Машина, на которой вас видели, находится здесь. У вас была еще одна машина?

И вот на этом месте Никита решил воспользоваться правом на молчание. Молчать теперь предстояло долго. Агент, не получив ответы, начал раздражаться. Право на молчание оказалось так себе правом – не сдержавшись, сотрудник SGRS двинул его по уху. Что-то недовольно проворчал коллега. Никиту схватили за руки, заволокли в фургон и бросили на сиденье. Руки были скованы наручниками, пришлось повозиться, чтобы придать себе приемлемую позу. За окном переливалась «цветомузыка», шумел народ. Напротив сидел угрюмый малый и пожирал его глазами. Ждали минут десять. Затем в минивэн стали садиться мужчины, недобро косились на задержанного. Ищут, но пока не нашли, – сделал вывод Никита. Конвой состоял из трех человек, еще один взгромоздился за руль. Машины сопровождения, насколько он понял, не было. Остальной личный состав, включая полицию, искал ветра в поле…

Машина плавно начала движение, развернулась, покинула заброшенный приют богомольцев. Через несколько минут выбралась на шоссе, повернула к Брюгге.

Быстрый переход